Сколько инфарктов у табакова

Кто из артистов перенес инфаркт

Одним из тех, кто когда-то пережил инфаркт, является известный российский кинорежиссер и телеведущий Тигран Кеосаян. Сильное недомогание артист почувствовал 18 июня 2010 года. После он был доставлен в НИИ им. Бакулева, где ему сделали экстренную операцию.

Примечательно, что до этого Коесаян перенес инфаркт в 2008 году. Каждый раз медикам удавалось чудом спасти режиссера.

По некоторым данным, инфаркт перенес и знаменитый исполнитель Борис Гребенщиков. Информация об этом появилась в блогах после концерта лидера группы «Аквариум» в Самаре в рамках фестиваля «Рок над Волгой». Тогда ему стало плохо прямо во время выступления, в результате чего он, по неофициальной версии, был госпитализирован.

Не обошла стороной страшная патология известную актрису Наталью Крачковскую. Ее здоровье начало стремительно ухудшаться в 2015 году: тогда она была госпитализирована с гидростатичеким отеком легких.

Через год, 28 февраля 2016 года Крачковская попала в реанимацию с острым инфарктом миокарда. Там же актриса скончалась спустя несколько дней. 5 марта она была похоронена на Троекуровском кладбище.

Инфаркт также был назван в качестве причины смерти знаменитого российского исполнителя и композитора Александра Барыкина, участника коллектива «Самоцветы». Первым тревожным «звоночком» стал острый гиперточнический криз, который певец пережил осенью 2010 года. После он проходил лечение в Брянском кардиологическом диспансере.

Скончался Барыкин в марте следующего года. По информации представителей брянского продюсерского центра, с которым сотрудничал певец, причиной смерти стал повторный обширный инфаркт во время концерта. По официальным данным, исполнитель с трудом допел последнюю песню и ушел за кулисы, откуда его увезли в больницу на скорой. Там ему сделали операцию, а на утро Барыкин умер.

По неподтвержденной информацией, инфаркт погубил известного поэта и автора-исполнителя Владимира Высоцкого. Точно установить причину его смерти невозможно, так как отец певца отказался проводить вскрытие. Тем не менее, многие утверждают, что умер он именно в результате острого инфаркта.

Эту версию подтверждает личный врач Высоцкого Анатолий Федотов. «Он метался по квартире. Стонал. Эта ночь была для него очень тяжелой. Я сделал укол снотворного. Он все маялся. Потом затих. Он уснул на маленькой тахте, которая тогда стояла в большой комнате. … Между тремя и половиной пятого наступила остановка сердца на фоне инфаркта. Судя по клинике – был острый инфаркт миокарда», – сообщил он.

На свете живет не так много человек, которым удавалось прожить более 10-15 лет после перенесенного инфаркта. К таким удивительным людям можно отнести театрального режиссера и педагога Олега Табакова. Инфаркт случился у него в 29 лет (в 1964 году) – сейчас деятелю искусства уже 80.

Отмечается, что недуг поразил 29-летнего Табакова из-за слишком большой нагрузки. В то время он был одним из наиболее востребованных и известных артистов отечественного кинематографа. Признанным экспертом и одним из лучших театральных педагогов и режиссеров он остается и по сей день.

источник

Сколько инфарктов было у олега табакова

Войти

«Инфаркт на меня впечатления не произвел». Олег Табаков попал в больницу

Актер Олег Табаков накануне был экстренно госпитализирован в столичную клинику с диагнозом аритмия сердца

45-летняя супруга артиста Марина Зудина заявила, что госпитализация проведена лишь с целью профилактического осмотра.

В настоящее время 75-летний артист чувствует себя лучше, ему делают капельницы с препаратами, нормализующими сердечный ритм. Врачи считаю, что Олег Табаков поправится и без более серьезного медикаментозного лечения.

Сам артист заявил прессе, что его в скором времени выпишут. Антон Табаков, его сын, только вернувшийся из Риги, даже не знал о госпитализации отца, сообщает LifeNews.

Напомним, что проблемы с сердцем преследуют Олега Павловича давно. Первый инфаркт он перенес еще в 29 лет. И хотя доктора прописали актеру строгий режим, диету и запретили курить любимую трубку, Табаков не придерживается строго всех врачебных рекомендаций.

— Слово «инфаркт», если честно, на меня впечатления не произвело. По молодости я даже не бросил привычку курить трубку. Сейчас, конечно, делаю это реже. Но на сцене — бывает, есть два спектакля, где я курю. Так что – балуюсь, — признавался Табаков в прошлом году.

В прошлом году врачи поставили актеру еще один неприятный даигноз, усугубляющий проблемы с сердцем – булимия, или беспрестанное желание есть.

— Я кушать всегда хочу. Иногда этот процесс становится неуправляемым. Я не в силах устоять! По ночам пробираюсь на кухню, запихиваю в рот кусок колбасы. Лежу в кровати и сосу кружок, словно леденец, — жаловался актер.

Несмотря на возраст, Табаков старается все болезни переносить на ногах и не расставаться с театром.

— У меня генетика хорошая. Мой папа Павел Кондратьевич Табаков — родом из мещан, более ранние предки — из крепостных, предки со стороны мамы — из сословия землевладельцев. Я на четверть украинец, на четверть поляк, на четверть мордвин, на четверть русский. Корни у меня здоровые, энергетика от отца досталась, — говорил Олег Павлович в интервью нашей газете пару лет назад.

А накануне юбилея в прошлом году признавался: «. Так что много у меня планов, много… Ещё один дом построить — не только для «зелени» этой талантливой, но и для стариков. Потому что с жильём сейчас туго. Мои-то жилищные проблемы решены, но и о других надо думать. Ведь актёры — они же дети! А о детях настоящий хозяин всегда должен заботиться!».

Олег Табаков родился 17 августа 1935 года в городе Саратов в семье врачей — Павла Кондратьевича Табакова и Марии Андреевны Березовской. Сестра — Мира, её отцом был первый муж Марии Андреевны — Гуго Юльевич Гольдштерн.

Раннее детство провёл с родителями и бабушками. Его семья познала все тяготы войны: отец ушёл на фронт, возглавив военно-санитарный поезд № 87, мать, чтобы прокормить детей, работала в военном госпитале на станции Эльтон Рязано-Уральской железной дороги. После войны родители расстались.

В 1953 году Олег Табаков окончил школу, поступил в Школу-студию МХАТ, на курс Василия Осиповича Топоркова. Был одним из лучших студентов. Учась на третьем курсе, сыграл свою первую роль в кино в фильме «Саша вступает в жизнь» режиссёра Михаила Швейцера.

источник

Олег Табаков: «Мне в жизни фартило»

Десятки ролей, процветающие театры, плеяда талантливых учеников, большая семья… Такая она, юбилейная осень патриарха.

Учу «непоротое» поколение

– Олег Павлович, как вы себя ощущаете в свой юбилейный год? Ведь, как ни крути, 80 лет – солидная дата…

– Да что там юбилей… Скажу без ложной скромности: в мои 80 я не утратил интереса к жизни. Если это есть, обостряется восприятие очень простых вещей. А вообще, важно помнить, что на нас жизнь не кончается. Видя своих учеников (в 2010 г. Табаков открыл театральный колледж для одаренных детей. – Ред.), могу заявить уверенно, что русская теат­ральная школа будет существовать и дальше.

– А почему вы не набрали курс в Школе-студии МХАТ, а начали с азов, как когда-то в драмкружке Дворца пионеров?

– Мне захотелось вернуться к тому, как я воспитывал тех 14-летних ребят, которые потом составили костяк первой студии. Это называется «ранняя профориентация», что для актера крайне важно. К тому же они – те, кто учится или уже успел выпуститься из колледжа, – по сути, первое, как говорил граф Лорис-Меликов, «непоротое» поколение. Когда государь Александр Второй отменил крепостное право и восклицал: «Свобода, свобода…» – умный граф осаживал его словами: «Ваше величество, свобода наступит тогда, когда вырастет непоротое на конюшнях поколение». Так вот, наши ребята почти не знают страха, но, к сожалению, малокультурны. Я пытаюсь восполнить эти пробелы за первые два года. Важно в течение этого срока интенсивно загрузить их душевные кладовые. Ведь «золотое» содержание актера – это его жизненная и эмоциональная память. От того, как она пополнится, и будут зависеть их дальнейшие успехи.

– Вы сказали, что у сегодняшних молодых людей меньше страхов. Вы это видите и по Павлику?

– И по нему тоже. Кроме того, я до 2000 года пятнадцать лет руководил театральным институтом, так что могу сравнивать. Нынешние (смеется) в каком-то смысле бесшабашно-безбашенные. Хорошо это или плохо, покажет жизнь.

– А когда вы сами как актер впервые почувствовали: «Кажется, у меня получилось»?

– В конце второго курса Василий Осипович Топорков (актер, профессор Школы-студии МХАТ. – Ред.) дал мне роль Хлестакова в отрывке. К этому времени, а это был конец 1955 года, в Москву из ГУЛАГа вернулись ученицы Михаила Чехова. В частности, Елена Петровна Пестель и актриса по фамилии Негруль. Они посмотрели наши экзерсисы и совершенно задурили мне голову: мол, я играю (довольно посмеивается) не хуже, чем Михаил Чехов. Вот с этого момента я начал всерьез заниматься профессией.

– То есть похвала все-таки пошла на пользу? Знаю, что сами вы редко хвалите…

– Ну, это не проосто похвала. Это как тебя сравнили с апостолом.

– Олег Павлович, а вы не боялись осуждения в связи с тем, что Марина (Марина Зудина, вторая жена Табакова. – Ред.) играет много главных ролей в ваших театрах?

– Это меня никогда не волновало. В 27 лет я был членом правления театра «Современник», и у нас была традиция – в конце сезона обсуждать работы наших товарищей. За каждого актера голосовали, и либо он оставался в труппе, либо его переводили в кандидаты, либо отчисляли. И видимо, на каком-то отрезке жизни я стал раздражать моих единомышленников. Не имея возможности подвергнуть сомнению мое бытие, они перевели в кандидаты Людмилу Ивановну Крылову (первая жена. – Ред.).

Так вот Марине не очень везло с самого начала, мимо нее прошло много ролей. Но после ее работы в английском фильме «Немой свидетель» обнаружилось, что Марина Зудина – не жена Олега Табакова, а актриса Марина Зудина. Театр – это вообще работа честная: выходит человек и через полторы минуты он либо интересен зрительному залу, либо нет. После той картины Марина уверенно заняла свое место лирической героини, а сегодня играет совсем неожиданные, казалось бы, несвойственные ей характерные роли в спектаклях Кости Богомолова.

– Можно сказать, что Марина выросла на ваших глазах. Что приобрела она за эти тридцать с лишним лет?

– Прежде всего Марина дважды стала мамой. Я с большим удивлением обнаружил в ней педантизм, даже дотошность во многих практических вопросах. И хотя жизнь сложна, часто рутинна, она управляется с ними ухватисто.

– Кстати, в юности Марина считала себя натурой романтичной, а вы говорили ей, что она земная…

– Я в ней это видел. Я это называю душевным здоровьем. Не надо ничего инсценировать – страстей и так хватает.

– Она до сих пор идеалистка и максималистка, какой была в двадцать лет?

– Во многом да. Она вступается, когда видит несправедливость, и не только по отношению к себе. В ней осталось жизнелюбие и какая-то детская вера: «Вот лягу спать, а утром все будет хорошо». Она очень внимательна к родителям, что я невероятно ценю – сам ведь тоже не молодею (смеется).

Олег Павлович забирает из роддома новорожденную Машу.

– Для вас имело большое значение ее чувство к вам?

– Я просто видел, как она меня любит, и это заполняло все. Вообще, все, что касается Марины, – это особая история. В полной мере я оценил это, когда родился Павел.

– А что вас отталкивает в женщинах?

– Корысть и, конечно, глупость.

– Признайтесь, вы Марину никогда не ревновали?

– У меня в принципе нет этой черты. И первую жену не ревновал. Ревность – это от слабости. Такие хватательные движения мне не очень свойственны.

Умею говорить «нет»

– Вы как-то сказали, что в 29 лет, после инфаркта, вы хотели перенести центр тяжести с проблем творческих на личные…

– Было написано не совсем точно. Надо просто меньше суетиться и уметь отталкивать плывущие на тебя фекалии, которые день сегодняшний поставляет в большом количестве.

– А в молодости это было сложнее?

– Конечно! В молодости я многим занимался в силу любознательности и открытости нрава. И я не всегда имел мужество сказать «нет». Но со временем научился. С годами я стал психологически устойчивее, то есть окреп киль, позволяющий сопротивляться волнам и сохранять спину прямой. Но я никогда не был конфликтным и всегда старался уладить дело полюбовно.

– Умение зарабатывать тоже придает мужчине уверенность?

– Вероятно, я пошел в отца: в самое трудное время, когда было голодно и холодно, он искал работу, придумывал что-то, занимался совершенно несвойственным ему делом, но зарабатывал и приносил в дом. Добытчик! Это очень важно для мужчины.

– А что дают вам деньги, менялось ли отношение к ним с годами?

– Я экономически независимый человек уже 60 лет. И это дает мне ощущение внут­ренней свободы. Независимость у меня появилась на третьем курсе Школы-студии МХАТ, когда я заработал за свой первый фильм довольно большую по тем временам сумму – 16 тысяч. Я мог купить новую «победу», но не сделал этого – мне нужно было что-то подарить маме, чтобы она поняла, что я могу жить на собственные средства. Конечно, наличие денег дает уверенность в завтрашнем дне мне и моей семье. Мне в принципе не хочется ничего в своей жизни менять. Это означает, что я самодостаточен. Я делал то, что хотел, и иногда у меня неплохо получалось.

– По-моему, не иногда. Даже накануне премьеры вы умудряетесь заниматься массой дел, и это никак не сказывается на качестве игры…

– Я довольно давно живу в таком ритме, и до тех пор, пока буду уверен, что соответствую своим служебным обязанностям, все будет нормально. Если пойму, что не соответствую, – прекращу выполнять часть из них (смеется).

– Говоря о себе, вы часто употребляете слова «судьба», «верховная канцелярия». Значит ли это, что многое из того, что у вас есть, вы считаете подарками судьбы?

– Несомненно! Мне в жизни не раз фартило. Когда кончилась Вторая мировая война и стали возрождаться банки, хорошей приметой считалось присутствие в совете директоров какого-нибудь венгра (улыбается), потому что он приносил удачу. Думаю, что я как раз такой венгр.

– И какие самые значимые подарки судьбы?

– Я должен был умереть от инфаркта в 29 лет. Я мог получить второй инфаркт, когда первый секретарь Московского горкома Гришин в 1980-м уничтожил нашу первую студию в подвале на Чаплыгина. Я думал, что получу его, когда несколько лет назад благодаря усилиям одного скверного человека пытались закидать грязью Московский Художественный театр. Справедливости ради не скрою – обо мне лично власть сказала: не трогать. Но это не уменьшило душевной боли. Наконец, я не раз мог погибнуть. Когда я вскочил на подножку трамвая в Саратове и моя правая нога вдруг уехала под колесо, какой-то майор, как щенка, приподнял меня и вытащил мою ногу. Много лет спустя я летел в Вену сдавать макеты к спектаклю вместе с художником Сашей Боровским. Наш самолет загорелся. Мы приземлись в Варшаве с обугленным хвостом, но не разбились. Да и других подарков было немало. Может быть, кто-то «там» блюдет. Несколько лет назад я, проходя по Камергерскому переулку – я там стригусь в парикмахерской, – читал поддержку на лицах прохожих и понимал, что они и есть моя защита. Это называется при-знание…

– Про любовь как-то нехорошо говорить. Но с другой стороны, чем еще можно объяснить, что в этой парикмахерской с меня не хотят брать деньги? (Улыбается.) Ты знаешь, сколько людей делали мне добро… Ну, может быть, не так чтобы ах, но много…

Любовь не исчезает

– Вас даже за границей любят. Например, в Праге…

– Я вообще очень известный в Чехии и Словакии человек (улыбается). Двадцать четыре раза выходил на сцену при переполненном зрительном зале в роли Хлестакова. Это было до августа 1968 года. Лет восемь назад в Праге мой друг повел меня в институт красоты удалить папиллому. Там я так долго ждал, что даже обидно стало (смеется). И врач, директор этого центра, взяв в руки мою амбулаторную карточку, вдруг воскликнул: «Боже мой! Моя мама видела вас на сцене!» А с тех пор прошло сорок лет!

– А на родине вам вообще невозможно остаться не­узнанным.

– Я уже привык, но в некотором смысле это доставляет дискомфорт. Популярности ищешь лет до 35–40. Я был влюблен в одну актрису, и однажды мы вместе где-то оказались. И когда меня узнали, она зарыдала (смеется). Так что известность не всегда приносит радость.

С женой и детьми Марией и Павлом.

– У вас была возможность остаться за рубежом и успешно работать там…

– За рубежом я поставил больше двадцати спектаклей. Заработал, кстати, довольно много денег. В свое время американцы перекупали меня на очень серьезных условиях, предлагая место руководителя театрального департамента знаменитой Джульярдской школы в Нью-Йорке. А в 1967-м, накануне премьеры «Большевики», завершающей части трилогии Шатрова, цензура решила запретить спектакль. Вступилась за нас Екатерина Алексеевна Фурцева, рискуя многим, вплоть до партбилета. Она была человеком верным, настоящим товарищем. И в это время меня приглашают в Лондон на примерку костюма для роли Сергея Есенина в фильме американского режиссера Карела Рейша «Айседора». Фурцева забрала этот сценарий у Госкино, отдала перевести его, легализовала и позволила мне заключить контракт на 19 тысяч фунтов. И я решаю не лететь, поскольку понимаю, что не могу бросить свой театр в тяжелый момент. Не раз в жизни я делал подобный выбор. Дважды американцы предлагали мне поменять место жительства. Второй раз это было связано с женщиной из очень известной семьи.

– То есть вас не соблазнили ни профессиональным, ни.

– Ни матримониальным (смеется). Это моя земля, моя страна, которую я люблю. И не за то, что она меня любит, а потому что ее люблю я.

– Вам случалось разочаровываться в любви, в людях, которые вам дороги?

– Если любишь, то любишь. Остается шрам, боль при упоминании, но любовь никуда не девается. С годами, наверное, что-то может стереться, но исчезнуть – нет. У меня это так.

– Как-то вы рассказывали, что привыкаете к вещам…

– Привыкаю. У меня есть ботинки, которым уже тридцать лет, и одежная щетка, которая со мной уже больше шестидесяти лет. Второй муж моей мамы привез из-за границы очень удобную немецкую щетку со щетиной, и она перешла мне по наследству. Удобные вещи, которые не подводят, сложно бросать.

На съемках фильма «Кухня в Париже».

– Услышав то, как вы нахваливаете еду или обсуждаете футбол, в очередной раз не могу не поразиться вашему умению чувствовать вкус жизни.

– Ну чем это объяснить… Наверное, жизнеспособностью. Вот когда я смотрю на Марию (девятилетняя дочь. – Ред.), то думаю, что главное качество, которое она получила от меня, – жизнеспособность. Она, как говорится, не пройдет мимо. Как в песне поется: «Будет буря, мы поспорим и поборемся мы с ней». Так вот, Мария – борец. А что касается еды, скажу так: если человек не любит вкусно поесть, это настораживает (улыбается). Для меня еда – это ощущение полноты жизни. Нужно уметь получать удовольствие и радость от всего. Нет низменного и высокого – это все жизнь! И дается она для того, чтобы прожить ее набело. Одноразово!

источник