Семен фарада после инсульта

Ловлю себя на мысли: видеть лирического тенора, пропевшего дуэтом с Александром Абдуловым бессмертные «Уно, уно, уно уно моменто», совершенно беспомощным лежачим пациентом, очень странно. Это ощущение странности, неправдоподобности происходящего дополняют мои личные впечатления о Фараде. Как-то я брала интервью у Семена Львовича и его жены Марии Полицеймако (как и Фарада, актрисы Театра на Таганке). Договорились с утра встретиться у них дома. Взъерошенный, как воробушек, в матросской тельняшке (Семен Львович прослужил четыре года на флоте, с тех пор с тельняшкой не расстается) Фарада смутил меня еще на пороге квартиры: «А вы кто такая?» Я, запинаясь, начала объяснять, что я та самая журналистка, с которой… Семен Львович подозрительно хмыкнул и убежал в другую комнату. Его жена, Мария Витальевна, в течение всей беседы пыталась сгладить ситуацию, а Фарада то и дело возникал в дверном проеме, встревал в наш разговор и отпускал нелицеприятные реплики. «Я псих. Правда, псих, но стараюсь сдерживаться. Не всегда это получается», – так он позже объяснил свой характер.

И вот этот эмоциональный, взвинченный артист лежит передо мной на больничной койке и просит, чтобы я помогла ему сесть. «Врачи не разрешают садиться, но невозможно все время лежать на спине», – говорит Фарада.

Я сообщаю, что мы собираемся его фотографировать. Фарада покорно соглашается, только просит перед съемкой его причесать. Правая рука Семена Львовича почти обездвижена – увы, последствия перенесенного год назад инсульта. Левой же причесываться неудобно. После прически Семен Львович сбрызгивает себя туалетной водой, как будто это будет заметно на фотографии. «Теперь я готов», – говорит артист не совсем своим голосом, с трудом выговаривая некоторые слова. Его изменившаяся речь – тоже последствия инсульта.

– Семен Львович, что с вами произошло в минувшие выходные? – задаю свой первый вопрос.

– Я должен рассказать с самого начала. Началось все гораздо раньше – с операции на сердце, – говорит Фарада. – Несколько лет назад профессор Валерий Шумаков заменил мне артериальный клапан. Сердце – это моя давнишняя болезнь. После того как меня прооперировали, я отпраздновал свое 65-летие в Театре эстрады. Все было хорошо. Но в июне прошлого года у меня случился инсульт. Это произошло через два дня после смерти Григория Горина. Я человек впечатлительный и, когда бываю на похоронах, стараюсь не смотреть в лицо покойнику. А тут почему-то посмотрел на Гришу в гробу. Это меня потрясло. Не знаю, связаны ли эти события, но через два дня после смерти Горина у меня инсульт…

Я был дома, когда мне стало плохо. В больницу решил добираться самостоятельно. Остановил частника и – поехал. Это была моя глупость – надо было вызывать «Скорую» и ждать врачей дома. Простояв прилично в пробках, наконец я приехал к своему лечащему врачу-кардиологу. Через два дня поняли, что это инсульт. И меня перевезли в Институт неврологии.

Не хочется вспоминать тот период, но из материала, который я видел в больнице, можно сделать хороший эстрадный номер. Невозможно найти медсестру, которая умеет попасть иголкой в вену. Если нянечка соглашается проводить больного до туалета, ей обязательно нужно платить. Это удручает. Такого не было в советские времена. Я чудом выжил.

Через две недели после инсульта я начал произносить отдельные слова. Как-то профессор совершал обход и спросил меня: «Ну что, артист, как себя чувствуешь?» Я промямлил: «Х…во». «Этот артист будет жить», – обнадеживающе сказал профессор.

В больнице я провел два месяца. Но полностью восстановиться не удалось. Долго лежал в центре реабилитации речи, два месяца заново учился разговаривать. Инсульт – страшная болезнь: я оставался в твердой памяти, даже телефоны друзей помнил наизусть, а говорить не мог. Врачи меня спрашивали, как слабоумного: «Что на этой картинке изображено?» «Птичка, – отвечал я, когда мне показывали птичку. – А это верблюд». «Правильно», – удивлялись врачи моей понятливости, потому что при инсульте люди иногда утрачивают прошлые связи и знания.

Непривычно осознавать свою беспомощность после стольких лет активной жизни. Я снялся почти в ста тридцати фильмах. Кстати, во время съемок ни разу не получил серьезной травмы, хотя почти не пользовался каскадерами. Но, видимо, сказываются эмоциональные нагрузки, нервное напряжение… Теперь тема театра и кино для меня на сегодня закрыта. Хорошо, что после операции на сердце успел сняться у Александра Абдулова в «Бременских музыкантах».

– Отчаиваться рано. Вы еще выйдете на сцену, как, например, собирается это сделать Наталья Гундарева, тоже недавно перенесшая инсульт, – пытаюсь приободрить Семена Львовича.

– Наташу мне искренне жаль. У нее положение еще хуже, чем у меня. Но она оптимист, а я, наверное, пессимист. Увы, больших результатов за год я не добился, хотя врачи говорят, что сделал «хороший рывок». Целый год восстанавливал руку и ногу. В разных реабилитационных клиниках учился ходить, двигать рукой, дома постоянно занимался с врачом. И все равно хожу с палочкой.

В минувшие выходные ко мне пришли друзья. Моя собака, овчарка по кличке Рик, при виде гостей бросилась меня защищать. Она за меня горой. Я ее отогнал от двери. И она случайно выбила из моей руки палочку. Я свалился на пол и сломал шейку бедра. Но я не обижаюсь на собаку. Просто это судьба: вначале сердце, потом – инсульт, теперь – шейка бедра. Видно, пришло время, все-таки мне 67 лет.

– Семен Львович, кто вам помогает?

– У меня был небольшой запас денег, но он уже закончился. Поэтому финансово меня поддерживают друзья, театр, банкиры. Сын работает артистом в театре и получает копейки.

Мне помогают Юрий Петрович Любимов и руководство Театра на Таганке. И еще мой друг детства – вице-премьер правительства Москвы Владимир Ресин. Мы с ним были соседями по коммуналке, жили в бараке. Наши родители дружили. Ресин помогает уже не в первый раз. Мою операцию на сердце и нынешнее лечение в ЦКБ оплатила мэрия.

– Какие прогнозы делают врачи?

– Говорят, что в больнице я проведу еще месяц. Впереди – операция на шейке бедра. Наверное, для ЦКБ я неудобный пациент: если со мной что-то случится, это получит огласку. Врачи перестраховываются. Сейчас решается вопрос об операции – возможна ли она в принципе с моим больным сердцем? Если врачи откажутся от меня, то в нынешнем своем состоянии – со сломанной ногой, я смогу играть только характерные роли, – старается пошутить Семен Фарада.

Пять дней назад у Семена Львовича родился внук Никита. Мы желаем новоиспеченному дедушке скорого выздоровления. А артиста Семена Фараду ждем снова на сцене.

P. S. Как мне сказал Анатолий Иванович Городниченко, доктор медицинских наук, профессор, заведующий травматологическим отделением ЦКБ, Фараде предстоит операция по эндопротезированию сустава. У Семена Львовича сложный перелом шейки бедра. При его сопутствующих болезнях единственный выход для него – заменить сломанный сустав металлическим протезом. Если все пройдет успешно, Фарада сможет ходить с палочкой через полтора-два месяца. Предстоящую операцию врачи считают несложной, она длится около часа.

В ЭТОМ году Семену ФАРАДЕ исполнится 70 лет. Актер серьезно болен, после инсульта у него до сих пор бездействует правая рука. За последние годы Семен Львович сменил 13 больниц. Его сценой стали белые палаты, а режиссерами – врачи с их малоутешительными словами: “Нужно надеяться…”

Актерская судьба – как судьба футболиста. Играешь – ты всем нужен, тебя ценят. Не играешь, постарел – не нужен никому. Первое, что сделал Фарада, вернувшись домой после инсульта, – попросил жену снять со стены все фотографии. Актер, создавший на сцене и в кино образ дурашливого озорника, впал в отчаяние.

Чужая фамилия

БОЛЕЕ чем за 30 лет творческой жизни Семен Фарада снялся в 155 фильмах. А началось все с детской передачи “АБВГДейка”, где он играл самого себя – грустного клоуна Сеню. Но вскоре ему пришлось уйти из программы: председателю Гостелерадио Лапину не понравился орлиный профиль.

– Кино открывало меня долго и мучительно. До настоящего дебюта в фильме “Тот самый Мюнхгаузен” прошло более десятка лет со случайными ролями, а потом меня снимали с лихорадочной быстротой. Причиной стал мой псевдоним. Мне навязала его таджикская киностудия, когда я снимался в Душанбе в фильме Валерия Ахадова “Вперед, гвардейцы!” Мне сказали, что моя настоящая фамилия Фердман не может быть в титрах таджикского фильма. Пришлось сменить фамилию и в паспорте, переписать брачное свидетельство и метрики. Кстати, в моем псевдониме ударение нужно ставить на второй слог.

Актером Фарада стал случайно. В юности он собирался пойти по стопам отца – офицера, адъютанта главного маршала артиллерийских войск. Пришел поступать в бронетанковую академию. Получил хорошие отметки по всем предметам, но по легкой атлетике надо было иметь второй разряд, а он с детства играл только в футбол. Пришлось забрать документы. Отнес их в первое попавшееся по ходу трамвая заведение. Им оказалось Бауманское училище. По негласному распоряжению “сверху”, туда старались не принимать студентов с нерусской фамилией. И Семен поступил по чистой случайности. В сочинении на тему “Сталин – это мир во всем мире”, аккуратно списанном каллиграфическим почерком со шпаргалки, чужой рукой были “найдены” несуществующие ошибки: в слове “земля” была зачеркнута буква “е” и неряшливо надписана сверху она же. И так в 11 случаях! Сенина мама провела тогда двое суток в очереди в Министерство образования, получила письменное разрешение на просмотр забракованной работы. Справедливость была восстановлена, Фараде разрешили написать еще одно сочинение. Он получил “четверку” и поступил.

– Мама так радовалась, когда я стал студентом! Я же всегда был сорванцом, хотя и закончил школу с золотой медалью. Кстати, в детстве я жил в одной коммунальной квартире с Владимиром Ресиным (сейчас он первый вице-премьер правительства Москвы, и многие считают его моим братом, хотя это и не так), мы регулярно с ним дрались!

Из “Бауманки” меня то и дело пытались отчислить за безудержную любовь к самодеятельности, а со второго курса призвали в армию. Я служил 4 года во флоте на Балтике, возглавлял эстрадную группу Краснознаменного Балтийского флота, которая состояла из одного человека – меня самого. Выступал в драматическом коллективе при Доме офицеров в Балтийске, сыграл маленькую роль матроса-анархиста, для которой мне, единственному из балтийских моряков, военный комендант города письменно разрешил носить длинные волосы. Из армии я вернулся с двумя рекомендательными письмами: к режиссеру Юрию Завадскому и Аркадию Райкину. Но институт ради мамы все же закончил и даже 6 лет проработал инженером-механиком по котельным установкам в Министерстве энергетики и электрификации СССР.

Отец умер рано. Помню, когда на его похоронах автоматчики стреляли в воздух, все евреи легли на землю и начали молиться… С тех пор мама посвятила себя детям – мне и моей сестре. Сейчас сестра живет в Израиле. Она родила двоих детей, и каждый из них – еще по двое! А я православный человек. Меня жена крестила. Сестра не крестилась, она сразу надумала эмигрировать. Хотя лично я бы за границей больше 10 дней не выдержал! Меня домой тянет. А сестра чувствует себя там комфортно.

Рожица с усиками

С 1970 ГОДА Фарада занимался в эстрадной студии-театре при МГУ “Наш дом”. Репетировали в свободное от учебы и работы время, часто по ночам, и за это не получали ни копейки!

Как-то он попросил использовать себя в серьезном качестве – хотел прочитать со сцены “Стихи о советском паспорте”. “Сеня, все будут смеяться! Могу поспорить на ящик коньяка!” – сказал тогда Марк Розовский. Они поспорили. Фарада вышел на сцену и с серьезным видом начал читать патриотические стихи. Сначала в зале возникло недоумение, потом – тишина, а на третьем четверостишии публика буквально стонала от хохота. Фарада ушел за кулисы и отдал деньги Розовскому.

– Через два года студию разогнали. Я пошел в Театр на Таганке и там встретил свою жену Машу. Мы встречались два года. Нельзя сказать, что я тут же решил жениться. Я к тому времени уже дважды был женат, а Маша воспитывала сына от первого брака. Мои жены не были связаны с театром, и оба брака были случайностью. Любви не было – так, привязанность с истериками и трагическими сценами. Но мы остались друзьями: бывшие жены даже иногда мне звонят…

Я поставил Маше условие – родить сына (в предыдущих браках у меня не было детей, что и послужило причиной разводов). Маша родила мне Мишу, и мы поженились. Я учил сына играть в футбол, отдал в музыкальную школу, боролся с его детской аллергией, возил в Коктебель.

А он пошел по Машиным стопам. Даже фамилию ее взял и тем самым продолжил актерскую династию Полицеймако. Мой тесть – народный артист СССР, теща – известная ленинградская актриса Евгения Фиш.

Я никогда не чувствовал себя звездой, скорее, я – Туманность Андромеды, которой как-то неуютно в огнях софитов. Конечно, поклонники часто подходили за автографом (для поклонниц я уже старый). Пришлось придумать оригинальный автограф – рожицу с усиками – и рисовать его всем желающим…

Мария Витальевна, жена Семена Львовича:

– Сеня лукавит! Поклонницы у него были. И в театре, и в кино, и в жизни! Писали, звонили… Я считаю, что это естественно – Сеня очень интересный человек. У него много друзей самых разных профессий – от работников химчистки до водопроводчиков. Они приходят и часто спрашивают: “Маш, тебе трудно?” Что я могу им ответить? Семен очень много добра сделал людям – доставал квартиры, освобождал от армии, открывал офисы, выступал бесплатно в детских домах… Когда он был нужен, его все любили… А сейчас у людей другие заботы.

Смотрите также:

• Актер, который никогда не играл по указке →
• Виктор Павлов ждет пришельцев →
• Кто убил Александра Галича? →