Реабилитационный центр в пряже после инсульта адрес

Можете ли вы себе представить, что в 22 года, когда закончил университет, нашел интересную работу, встретил вторую половинку, когда в общем жизнь налаживается, случился инсульт? С этой серьезной проблемой столкнулась наша читательница-петрозаводчанка. Девушка рассказала о пережитом инсульте и что ей приходится делать, чтобы вернуться к относительно нормальной жизни. 

Я родилась в 1992 году. На момент инсульта мне было 22 года. Кто бы мог подумать, что так все случится? Но, говорят, инсульт очень сильно помолодел. Все началось с того, что я стала замечать, что ступни при ходьбе у меня чуть-чуть стали поворачиваться в одну сторону. Где-то через неделю у меня очень сильно заболела голова. Причем таблетки давали лишь временное и несильное облегчение. Я хотела пойти к невропатологу, но записаться к нему можно было только через терапевта. Я пошла к терапевту 11 декабря 2014 года, в четверг. Она сказала мне сдать анализы в понедельник. В субботу я обратила внимание на зрачки: они стали разного диаметра. Стала неметь щека. Обратившись за медицинской помощью, я была госпитализирована в республиканскую больницу в нейрохирургическое отделение. Что было в больнице, я уже не помню. Впоследствии мама (Татьяна Борисовна) вспоминала: «Я вернулась с работы, когда муж (мой папа — прим. авт.) сообщил, что Олю увезли на «скорой».

Мы подумали, что ничего серьезного, ведь она толком ни на что не жаловалась, кроме ужасной головной боли. Когда пришли в больницу, первое, что у нас спросили: «У вас еще дети есть?» Тут мы поняли, что все серьезно… Потом нам сказали, что у нее неоперабельная опухоль головного мозга размером с детский кулак. С этим диагнозом мы прожили сутки. Когда мы пришли в больницу на следующий день, нам сказали, что опухоли у нее нет, а только геморрагический инсульт в стволе головного мозга, но такие операции у нас в Петрозаводске не делают. На вопрос: «Что делать?» нам ответили: «Ждать. Может, год, может, два». Из СМИ мы узнали, что с таким диагнозом в первые пять дней умирают 80% больных. Ждать мы не стали, и как только появилась возможность направить нас в Москву, в институт им. Бурденко, мы были туда госпитализированы. Доставляли нас в Москву с помощью авиации медицины катастроф. В институте им. Бурденко дочери сделали две операции и в бессознательном состоянии отправили домой для дальнейшей реабилитации. Врач, делавший операцию, сказал, что потребуются большие усилия по восстановлению, но мозг – это неизученный орган, и прогнозировать какие-либо результаты никто не может, все в наших руках. 13 декабря 2014 года – случился геморрагический инсульт, 13 января 2015 года – первая операция, 19 января – вторая операция (шунтирование головного мозга при гидроцефалии), и только в начале марта она пришла в сознание. Три месяца дочь была без сознания. Потом ее учили заново сидеть, говорить, глотать и кушать».

После того, как я пришла в сознание, я могла только моргать одним глазом. Одним, потому что второй был закрыт. Ни пошевелиться, ни говорить, ни тем более сидеть и вставать я не могла . В больнице меня побрили налысо, чтобы не путаться в волосах и не мыть голову. Единственным комфортным для меня положением было лежа на спине. Но санитарки через определенное время меня переворачивали на бок, чтобы не было пролежней. Тогда я начинала плакать бесшумно и без мимики от нестерпимой боли и полного бессилия. Все-таки санитарки это увидели и перестали меня переворачивать. Пролежней у меня не возникло.

Некоторое время я еще полежала в больнице (в Республиканской больнице им. В.А. Баранова), и потом меня выписали дальше восстанавливаться дома. После этого мы обратились в поликлинику № 1  для прохождения дальнейшей реабилитации на дому и в специализированных лечебных учреждениях. Поддержка со стороны поликлиники была минимальна: пришла на дом невролог, посмотрела на меня, подняв одеяло молоточком, и поинтересовалась, чего же мы еще хотим. После секундного осмотра она тщательно, в течение нескольких минут, протирала руки влажной салфеткой, как будто я заразная. Да и позже, я не единожды ощущала себя «заразной».

Первые полгода я не умела глотать. Мне приходилось вдыхать еду, боясь, что я могу поперхнуться и умереть. Постепенно я стала садиться, состояние мое улучшилось, но случилось то, что можно было ожидать: мой молодой человек стал приходить все реже и реже… пока не исчез совсем.

Чуть позже я стала проходить реабилитацию в специализированных центрах. Первым был РЦ ГБУЗ «Пряжинская ЦРБ». Вообще, в Пряже я была четыре раза. Срок реабилитации в отделении был 18 дней. Технические средства реабилитации в отделении немного устаревшие. Однако минимум реабилитационных средств имеется. С положительной стороны хотелось бы отметить доброжелательное отношение всего медперсонала к пациентам. А в восстановлении очень важно, как к тебе относятся.

Вторым моим реабилитационным заведением был центр в больнице № 40 города Сестрорецка. Впечатление об этом РЦ (здесь и далее — реабилитационный центр) сохранилось крайне негативное. Длительность платной реабилитации составляла 40 дней. За каждый день мы платили 2000 рублей в сутки, 80 тысяч рублей всего. При выборе РЦ нам понравился тренажер с рельсами на потолке, широко разрекламированный центром. Данный тренажер позволял пациенту ходить самому, просто присоединяясь к рельсам. Когда я туда попала, оказалось, что рельсы на практике не используются. Как сказал моему папе заведующий отделением А. Спирин: «Это обычный маркетинговый ход».

Я попала туда в первых числах декабря и застала в РЦ новогодние праздники (новый 2016 год). Нам обещали, что праздник у них только 1 января, а в остальные дни они будут работать. Ничего подобного. Только некоторые процедуры, например, «ванночки для рук», работали в новогодние каникулы. Остальные просто не работали. Чтобы не сидеть без процедур неделю, мы решили расторгнуть договор, вернуть деньги и уехать раньше на несколько дней. Реабилитация составила примерно 30 дней. Причем из них в самом начале было потеряно около четырех дней, в течение которых лечащий врач к нам не подходила, и каких-либо реабилитационных мероприятий не проводилось. Отдельно хотелось бы отметить питание – одна капуста. Привозили целые фургоны этой капусты. Когда я приехала в Петрозаводск, у меня случился эпилептический припадок из-за большого количества электрических процедур. Единственный раз в жизни, но зато он является противопоказанием для множества дальнейших процедур.

Третья моя реабилитация проходила в Реабилитационном отделении Николаевской больницы, в Петергофе. Я была в этом РЦ два раза, и мне там понравилось. Николаевская больница состоит из нескольких зданий. Здание реабилитации – отдельное, небольшое, трехэтажное. Первый этаж – процедурный, остальные два – в основном жилые. Приятным плюсом является то, что очень близко к РЦ находится Государственный музей-заповедник «Петергоф». Также, приятным плюсом было наличие специальных сидячих ванн для инвалидов, открывающихся и герметично закрывающихся сбоку.

Длительность платной реабилитации была также 40 дней. Каждый день стоил 1500 рублей. При этом дополнительные расходы были на маму, которая меня всегда сопровождает. То, что РЦ входит в состав больницы, определенно является плюсом. Во время реабилитации мне потребовалось дополнительное обследование, энцефалография (в связи с прошлым эпилептическим припадком), и я сделала его в соседнем здании, не выезжая за пределы больницы. Медперсонал молодой, но достаточно опытный, заинтересован в результате. Пожалуй, единственный минус, который мне запомнился, – это живые очереди за процедурами, которых не было в Сестрорецке.

Еще одна моя реабилитация была в Центре реабилитации при поликлинике № 2 г. Петрозаводска. Эта реабилитация немного отличается от других тем, что она проходит в режиме дневного стационара. В первый раз, когда я пришла туда (а была я там трижды), было тяжело – все время хотелось прилечь. Во второй и третий раз уже было легче. Запомнилось иглоукалывание. Если в других РЦ делалось иголок 5-10, то здесь порой больше 20. Во время первой реабилитации в поликлинике № 2 у меня вылезали нитки из шва на голове. Хирург удалила их, делала перевязки. При любой просьбе персонал поликлиники шел мне навстречу. Процессом моей реабилитации интересовался главный врач поликлиники Рутгайзер.

До инсульта я полгода успела отработать в архитектурном бюро инженером-проектировщиком. У меня высшее образование (ПетрГУ, строительный факультет) и я не отчаиваюсь, и пытаюсь переучится, чтобы дальше работать удаленно. Но я даже не могу сказать, на кого я переучиваюсь, так как идеи и желания на кого-то переучится, сменяются быстрее, чем я прохожу курс самообучения, а при обучении мне тяжело читать или концентрироваться на одном предмете.

Сейчас я могу с трудом передвигаться по коридору с ходунками и подстраховкой. Обязательно кто-то из родителей должен идти сзади, потому что меня шатает (проблемы с мозжечком), и я могу упасть. Практически не работает рука, у меня косоглазие, и невнятная речь. В основном помогают только родители, которые уже находятся на пенсии. Говорить о размере выплат я не буду, потому что вы и сами знаете, как тяжело приходится пенсионерам.

В основном я передвигаюсь на инвалидной коляске, поэтому мне опять-таки требуется помощь родителей. Чтобы хоть немного дать им отдохнуть, мы копим деньги на инвалидную коляску, которая стоит минимум 83 тысячи рублей без учета доставки. В это же время приходится откладывать деньги на очередную реабилитацию и лечение. Конечно, уже минимальная вероятность, что я смогу вернуться к прошлой жизни, но забрасывать лечение и курсы восстановления – это плохая идея, хотя бы потому что есть риск ухудшения состояния. Несмотря на мои попытки в самообучении, я не работаю. Расходы на лечение, ЖКУ, транспорт, реабилитация, питание, одежду, бытовые расходы — все лежит на плечах родителей.

Несмотря на тяжелые обстоятельства, Ольга не отчаивается и пытается держать себя в тонусе. Чтобы постепенно идти на поправку при инсульте, нужно постоянно делать упражнения. Вот некоторые из них:

1. Движение в суставах конечностей: сгибание, разгибание, вращение, от?