Реабилитация после инсульта в армении

Алексей Иванович, скажем, лет шесть-семь назад, наверное, у нас бы не было разговора о жизни после инсульта. А вот теперь, по-моему, самое время. Удается спасать тех, кто ранее был обречен на уход из жизни или на такую инвалидность, что не приведи Господь. Теперь выхаживаем. А потом? Должна быть специальная служба реабилитации таких пациентов. Она в Москве есть?

Алексей Хрипун: Есть. Но потребности города значительно превышают ее имеющиеся возможности. Поэтому развитие медицинской реабилитологии в городе – из наших главных приоритетов. Вы спросили: как жить после инсульта? Отвечаю: думать о том, как жить после инсульта, надо до того, как он произойдет. Потому что инсульт – серьезная сосудистая катастрофа в головном мозге. И в любом случае, даже если лечение и реабилитация будут максимально успешными, эта катастрофа оставляет свой след. Между тем правила, принципы предупреждения, профилактики инсульта достаточно простые. И их нужно обязательно соблюдать.

Вы, конечно, имеете в виду здоровый образ жизни. Перед нашей встречей я получила приглашение на очередное шоу, посвященное именно пропаганде здорового образа жизни. Это стало некой модой. Но почему-то этой моде следуют лишь некоторые?

Алексей Хрипун: Наши массовые мероприятия, в том числе и посвященные здоровому образу жизни, – это отнюдь не шоу. На них москвичи могут услышать конкретные, простые рекомендации ведущих специалистов. Могут научиться выполнять, например, какие-то упражнения. Могут узнать о тех, кто не следовал принципам здорового образа жизни и поплатился за это. Узнать из первых рук о том, чем чревато элементарное несоблюдение элементарных правил здорового образа жизни. И еще. На таких встречах некоторые впервые измеряют артериальное давление, проверяют уровень сахара в крови или холестерина и так далее.

А кроме таких, как теперь принято говорить, проектов?

Алексей Хрипун: В каждой московской поликлинике есть кабинет профилактики инсульта и инфаркта. Таких кабинетов – 75. Прием ведут кардиологи. Они имеют дело с пациентами, у которых высокий риск развития инфаркта или инсульта, то есть, например, с людьми, страдающими гипертонической болезнью или нарушениями сердечного ритма. В таком кабинете у пациентов, например, есть возможность контролировать параметры свертываемости (текучести) крови. Это важно, поскольку от этого зависит процесс тромбообразования, в том числе в сосудах головного мозга. И не только контролировать, но и корректировать назначение необходимых препаратов.

Но меня всегда беспокоит, может ли тетя Маша из подъезда, у которой никаких связей в медицинском мире нет, которая живет на мизерную пенсию, попасть в такой рай?

Алексей Хрипун: Проблема не в том, может или не может тетя Маша попасть в этот рай. А в том, что она не знает о его существовании. В этом наш собственный недостаток в работе. Поэтому мы рассказываем москвичам о том, как устроено столичное здравоохранение. Но должны рассказывать больше. И если у тети Маши есть, в частности, серьезное нарушение сердечного ритма, то ее участковый врач, у которого она должна бывать обязательно, обязан ее направить в этот кабинет, где будет сделано все, о чем я говорил.

А если этого не происходит?

Алексей Хрипун: Обязательно сообщать о таких случаях в Департамент здравоохранения. Могу вам сказать, что в прошлом году количество инфарктов в Москве уменьшилось на 24 процента. Это результат работы кардиологов, терапевтов, неврологов, которые трудятся в московских поликлиниках, в том числе в этих кабинетах.

Но вернемся к реабилитации. Тут многое зависит от службы “Скорой помощи”. Потому что есть так называемое “терапевтическое окно”. Это время возможности наиболее эффективного лечения. Оно исчисляется 4,5 часами. “Скорая” успевает за это время оказать первую помощь и госпитализировать больного? Или московские пробки стойко противостоят терапевтическому окну?

Алексей Хрипун: Успех лечения не зависит от московских пробок. В большинстве случаев ограниченные возможности лечения возникают потому, что люди поздно обращаются в “скорую помощь”. Есть даже такой сленг, такая терминология: ночной инсульт, ночной инфаркт. Это когда человек засыпает здоровым, а просыпается больным. Часто человек не обращает внимания на очень тревожные признаки приближающейся или начавшейся катастрофы в голове. Терпит их, не торопится вызвать “скорую”. Между тем “скорая” приезжает к такому больному в среднем в течение 12 минут. Ее бригада точно знает, куда нужно везти пациента. И быстро доставляет его в один из сосудистых центров.

Сколько в Москве таких центров?

Алексей Хрипун: 29. Расположены они в крупных многопрофильных клиниках.

В стране отсутствует специальность “медицинский реабилитолог”. Парадокс: специалисты есть, а самой специальности нет

“Вытащили” из инсульта. А дальше? Где реабилитация? Куда направляют на восстановление? Ведь мало вернуть человека к жизни. Надо, чтобы он жил, а не просто существовал.

Алексей Хрипун: У современной нейрореабилитации немалые возможности. Но, как мы говорим, реабилитационный потенциал зависит в основном от того, как быстро пациенту оказана помощь после начала острого нарушения мозгового кровообращения, как быстро мы увидели этот очаг в голове, поняли, какой инсульт – ишемический или геморрагический. Как провели соответствующие манипуляции. Восстановили кровоток в мозговых артериях или удалили очаг кровоизлияния. Этим, прежде всего, определяется возвращение человека к нормальной жизни. Оно должно начинаться в отделении реанимации сосудистого центра, где бригада из нескольких специалистов начинает реабилитационные мероприятия. Это первый этап медицинской реабилитации.

А сколько их всего?

Алексей Хрипун: Три. О первом я сказал. Второй этап осуществляется в этой же больнице или в специализированном учреждении, которое называется научно-практический центр медицинской реабилитации и спортивной медицины. В частности, в его крупном филиале, который в поселке Некрасовка.

А третий этап?

Алексей Хрипун: Он, к сожалению, представлен пока очень фрагментарно. Мы его сейчас создаем. Он будет прописан в московских поликлиниках и будет представлять из себя подразделение, занимающееся, в том числе, последствиями инсульта. В некоторых поликлиниках такие подразделения уже есть. И еще важно. Мы работаем над созданием регистра, основанного на информационной системе. Имею в виду ЕМИАС (Единая медицинская информационно-аналитическая система. – И.К.). Мы должны точно знать, где, кто на каком этапе будет заниматься реабилитацией пациента после инсульта.

На какое количество пациентов рассчитан центр медицинской реабилитации?

Алексей Хрипун: В нем 550 мест. И еще 200 мест в других медицинских учреждениях.

Но для Москвы это же явно мало? Та же тетя Маша туда вряд ли попадет?

Алексей Хрипун: Конечно, мало. Мы знаем, что нужно в два раза больше. Но только надо сказать, что сама по себе койка не лечит. И дело даже не в оборудовании, Москва им обеспечена. И продолжает его закупать. Главное – дефицит специалистов. В стране отсутствует сама специальность “медицинский реабилитолог”. Ситуация парадоксальная: специалисты есть, а самой специальности нет.

Откуда же специалисты?

Алексей Хрипун: Их все-таки готовят. Отсутствие специальности вещь формальная. Кстати, современная нейрореабилитология подразумевает командный подход к работе с больным, в котором участвуют невролог, возможно нейрохирург, врач ЛФК, массажист, физиотерапевт, психолог, логопед и другие.

Дорогое удовольствие! Реабилитация входит в систему ОМС?

Алексей Хрипун: Да, медицинская реабилитация стоит дорого. Но для граждан Российской Федерации она бесплатна, она входит в систему ОМС. А столичное правительство на здоровье москвичей не экономит.