Отрывок любовь и голуби инфаркт миокарда

нам?
Заходи чайку пошвыркаем с брусничкой.
– Надюха!
– Чего?
Ты где бегал, черт малахольный?
Страшную весть принес я в твой дом,
Надежда, зови детей.
Василий пошел лебедку чинить,
а я с ним. Шел и дорогой курить хотел.
И вот только он пришел, закурил,
а я рядом присел.
Ну, дурак старый, говори скорей-то.
Доводит людей до белого каления.
Кикимор я не понимаю.
Убери ее, Надежда.
Чего ж тянешь-то? Говори ж!
– Он у вагона стоял…
– Кто стоял-то?
Бревно с вагона соскользнуло,
кувырк на землю.
Концом Ваську по голове шибануло,
вашего отца, Людка. Все.
Черт его… Теперь так и останется.
– Чего останется?
– Косоглазие.
Так он живой?
Ты что каркаешь, дура?
Конечно живой,
а глаз, как это, один – туда,
один – сюда.
А вы чего подумали?
Я счас покажу тебе,
чего мы подумали!
– Стоп, стоп. Неплохо.
– А теперь вы.
– Объявляйте. Вторую фигуру, ну!
– Я, объявлять?
Фигура вторая – печальная!
Чего приперся, старый хрыч?
Ходит еще!
Сейчас как возьму, шугану метелкой,
будешь знать.
– Не надо.
– “Не надо”!
– Прости, Надежда. – Обрыбишься.
Чуть не померла со страху.
Все расскажу Василию,
когда из больницы придет.
– У тебя бражка есть?
– Есть, да не про твою честь.
– Плохо мне, Надежда.
– Бедный, пожалейте его, не допил.
Пойду жене-то расскажу, как по
дворам шляешься, попрошайничаешь.
Да нету ее, Санечки моей.
Нету!
Куда это она у тебя, интересно,
подевалась?
Я ей говорил: давай вызову,
нет, говорит, отпустит.
Потом смотрю, пятнеть уже начала.
Не послушался ее, побежал.
– Куда побежал, да ты что?
За “скорой”. На ней поехал в больницу.
Потом вышел врач, говорит:
Умерла, дедушка, твоя бабушка.
Дядь Мить, да ты чего?
Как же так?
Умерла, говорит.
Не могу.
Да как же? Я ее позавчерась видела.
А вчера? На картошку собралась
с Филипповыми.
Потом захудело ей, согнуться, говорит,
не могу, сердце колет.
Говорит, поезжайте сами, покопайте.
Чего ж ты к нам сразу не прибег?
Только сейчас отошел немного.
Все лежал.
Шаг сделаю – не держат ноги.
Как вата ноги.
До сих пор трясутся… руки.
Выпей, дядя Мить, выпей.
– Санечка не любила этого.
– Сейчас можно, бедный ты, бедный.
Чего у ней было-то,
врачи сказали хоть?
Инфаркт микарда.
Вот такой рубец. Вскрытие показало.
– Закуси.
– Не надо. Завтра привезут.
Вообще 3 дня держать положено,
но в морге нет местов.
Поможете по-соседству?
– А как же, поможем, поможем.
– Людк, тетя Шура-то померла.
– Да вы что?
Дядя Митя вчерась в больницу повез,
она там у померла. Сердце.
Инфаркт микарда, Людк.
Ведь не старая еще.
Сколько ей было-то?
А мне сколько? Вот и считай,
на три года моложе.
– Леньк! Баба Шура-то померла.
– Нормально.
Что характерно, любили друг друга.
Знаешь, как она меня называла?
Никто не знает.
Я ей говорю: Санюшка, она мне:
эй, Митюнюшка.
Я ей говорю: Санюшка, а она мне:
Митюнюшка!
Голос какой, скажи, Надя!
Как запоет!
Ой ли, дали…
Веселья миг и миг разлуки
Готов делить с тобой всегда
Давай пожмем друг другу руки
И в дальний путь на долгие года!
Откопались уже?
А чего-то ты?
Сон рассказываю.
Приснится же зараза такая.
Надь, а ты чего поишь-то его?
А чего ты наливаешь-то ему?
Чегой-то тут делается у вас?
Я только за ворота,
а он уже нарисовался,
он уже выпиват у меня тут!
Беги, дядь Мить!
– Теть Шур, он же тебя похоронил.
– Что?
Из морга, говорит, тебя завтра
привезут. Паршивец!
Попался!
Врагу не сдается наш гордый “Варяг!
Фигура третья… Разлучная.
Уезжаю на курорт.
В бар там схожу. Коктейль попробую.
У новеньких скоро птенцы будут,
смотри, чтоб кошКа не утащила.
– Да знаю я. Пап, покажи фокус свой.
– Какой фокус? – Голубя попои.
Какой же это фокус, это учеба.
Ну, давай кружку-то.
Пьет! Надо же! Не боится!
У нас Володька-дурачок был, так он
из одного глотка по 5 штук поил.
Любили его шибко мы,
вся деревня любила.
Кто чего попросит по хозяйству помочь,
тут же придет, работает, пуще хозяев.
Ума Бог не дал, а души и силы –
бери сколько хошь и края не видать.

——————————
Читайте также:
– текст WRC 2003 Развязка, ралли 2003
– текст Дорожное приключение
– текст Невеста и предрассудки
– текст Один прекрасный день
– текст Женщина из Токио

Цитаты из советского фильма “Любовь и голуби”

– Соль — это белый яд.
– Как жить, дядь Мить?
– Чёй-то, Людк? Пыс пыс-то, чё?

– Курлы-курлы…Ну, Олька, давай говори матери как на духу – покупал батя голубей иль нет? Слышь, кому говорю-то?

– Людк, а Людк! Ты деньги брала, а?

– О, хватилась Надюха-то. А денежки-то бабай унес.

– Ну вот /* в смысле фиг */ тебе на платья и на мороженое,
а тебе Людка, вот /* целых два фига */ – на сапоги и на помады…
О-тать… будем теперь… голодом сидеть!

– Чет-ты размахнулась на двадцать пять рублей-то, Надюха, а?
– Ой! Иди! Целуйся там со своими голубями. Обдирай, обдирай нас как липок.

– Людк!
– Ну?
– Гну! Чё делать-то будем? Деньги последние были.

– А ты с книжки сыми.
– Щас я как те пульну! Много клал-то? Шоб сымать.

– Дак не я, ты клала.
– Прям чем так и убила б паразита!

– Ну, Людк, иди, неси сберкнижку.
– Где?
– Тама!
– А…
– А!

– А ты че стоишь, уши растопырила? Отцова заступница.

– Да не пил, не пил я! Хотя повод есть. День взятия Бастилии впустую прошел. Василий, это вы чем руки-то моете?.. Паразит!

– О! Уж закусывают. Ну как же. Я говорю, закусывают уже?!
– О! Саня пришла.

– Да не пил, не пил я! Хотя повод есть. День взятия Бастилии впустую прошел.

– Восемьдесят лет со дня рождения… Ух ты, а ей уж восемьдесят?!

– Василий, это вы чем руки-то моете?.. Паразит!

– А, ничего вы не петрите в красивой морской жизни.

– Режь меня – не понимаю. Я со своей кикиморой воюю, партизаню, ты ходишь – виноватишься. Че она у тебя рыпается?
– Дак из-за голубей все. Да она уже не сердится, ага.
– Шибанешь разок – все, как шелковая станет. Что характерно – обнаглели.

– Вот как у джигитов этот вопрос поставлен. Когда они разговаривают – она в комнату не войдет. Потому – горняки! То-есть, эти – люди с гор.

– Моего не видал?

– Конечно, где ж ему быть-то, как не здесь?
– Дак, Надюх, я только пару кружечек-то, вкус-то не забыть, ага.

– Шибанешь разок – все, как шелковая станет. Что характерно – обнаглели.Дак, Надюх, я только пару кружечек-то, вкус-то не забыть, ага.

– Надюха!
– Ты где бегал, черт малохольный?

– Страшную весть принес я в твой дом, Надежда. Зови детей.

– Кикимор я не понимаю… Убери ее, Надежда!

– Он у вагона стоял…
– Ну, кто стоял-то? Кто стоял? Василий?!

– Бревно! С вагона соскользнуло, кувырк на землю, одним концом Ваську по голове. Шибануло вашего отца, Людка! Все!

– Всё, всё. Теперь так и останется…
– Че останется?
– Косоглазие.
– Так он живой?
– Ты чё каркаешь, дура? Конечно живой! А глаз как это… один туда, один сюда. А вы че подумали?!!

– Страшную весть принес я в твой дом, Надежда. Зови детей.Чего такое?

– Фигура вторая. Печальная.

– Прости, Надежда.
– Обрыбишься!

– Потом вышел врач, говорит: умерла, дедушка, твоя бабушка.

– Шаг сделаю – не держат ноги. Как вата, ноги. До сих пор трясутся… руки.

– Выпей!
– Не надо! Санечка не любила этого…

– Инфаркт Микарда! Вот такой рубец! Вскрытие показало.

– Лёнь! Баб Шура-то померла!
– Нормально…

– Шо характерно — любили друг друга!..
– Знаете, как она меня называла? Никто не знает! Я ей говорю — Санюшка! А она мне — Митюнюшка!..
– А голос какой! Скажи ж, Надь! Как запоёт!

– Откопались уже?
– А че эт ты?
– Сон рассказываю. Приснится же, зараза такая.

– Потом вышел врач, говорит: умерла, дедушка, твоя бабушка. Беги, дядь Мить!

– Беги, дядь Мить!

– Умные они, ёшкин кот.

– Извините… Что помешал вам деньги прятать.
– Ну, ну, давай еще, раззвони по всему поселку! Трепло!

– Понял, вот.. сюда положишь, на булавочку застегнёшь.
– А расстегнётся?

– Ой! Ты чё наделала-то?
– Погладила.
– Да кто ж его теперь завяжет-то? Всё! Съездил на курорт!

– Проститься с другом имею право!
– Ну, Василий, мягкого тебе полёта.

– Как это место называется?
– Курорт органов движения.

– Все! Давай, распаковывай чемодан.

– Вот так, пуговку расстегнешь, и хорошо.
– Пуговку? Там же… юг!
– Культура!

– Ну, Людк! Ну красавица.
– Я другой узел вяжу.

– Ракушек мне привези… И пальму.
– Ой, дочь, пальму-то на себе переть?
– Веточку.

– Вот так, пуговку расстегнешь, и хорошо. – Пуговку? Там же… юг! – Культура!Ракушек мне привези… И пальму. – Ой, дочь, пальму-то на себе переть?
– Веточку.

– Товарищ Кузькин?
– Ага, Кузякин.
– Владимир Валентинович?
– Ага, Василий Егорыч.
– А, ну правильно, у меня профессиональная память.
– Я извиняюсь, вы тоже на курорт органов движения после травмы?
– Боже сохрани. Мне этот климат посоветовала моя экстрасенс.
– «Экстра»-кто?
– Сенс! Она будущее провидит.

– А то ведь как экстрасенса выявляют – его сразу на учет ставят.
Он тогда работает в государственном масштабе.
Провидит, что происходит за рубежом.

– Экстрасенс делает запрос в космос: «Так, мол, и так, мол! Как?»

– Шестнадцать гуманоидов нашли на месте аварии. Небольшого роста, в среднем метр двадцать. Зеленого цвета, бесполые (!). Знаете, такие мудрые грустные глаза.
– А вы что, их видели, Раиса Захаровна?
– Я, видела? Их никто не видел.

– Хрясь! И все, что болело – в мусорное ведро.

– Раиса Захаровна, а баба-то эта жива?
– О, еще как жива! Прекрасно себя чувствует. Правда, не узнает никого. Память почему-то отшибло. Но важен не результат, а процесс.

– Знаете, какой вопрос меня все больше и больше занимает?

– Надюха – мой компас земной.

– Мой папа очень хотел мальчика, а родилась девочка.
– Как назвали-то?
– Кого?
– Девчушку-то??
– Раиса Захаровна!
– Не понял…
– Ну, мой папа хотел мальчика, а родилась девочка — Я!
– Аааа…
– Но меня всегда удивляло другое. Как эти глупые птахи способны к нежности? Почему у людей все иначе? А?… Почемуу?
– Точно! Точно. Она мне говорит: “Куда деньги дел, куда деньги дел?”
– А куда деньги дел?

– Вот отчего такое, а?
– Вероятно, инстинкт размножения.
– Любовь. Вероятно…

– Так вот ткнула пальцем – ‘вот горячая точка. Он сейчас здесь’Вот отчего такое, а? – Вероятно, инстинкт размножения. – Любовь. Вероятно…

– Чёй-то, Людк? Пыс пыс-то, чё?
– Постскриптум. Послесловие.

– Как яму не стыдно, поросёнку!?.. Кобель!.. Вот ведь какой кобель батя ваш!
– Чего реветь-то?
– Ой, чё делать не знаю! Ой, горе-то како! Лёшк, поросятам дал!?..
– Дал.

– За шкирку его потрясь – и будет с него. А ну-ка сядь! Сядь! Куда идешь?
– Да в уборную я!
– И я с тобой!

– Что ж так плохо за кадрами смотрите? Бегают куда хотят ваши кадры

– Вообще-то, знаете, у нас текучки нет.
– А у нас текучка. Ох, кака страшна у нас текучка.

– Вы его любите?
– Чё?
– Любите ли вы этого человека?
– Ой… да какой человек. Да был бы это человек, да разве б он так поступил?

– Бог-то не тимошка, видит немножко.

– А если это любовь, Надя?
– Кака любовь?!
– Така любовь! Вот о чём должны вы были сначала подумать, Наденька!

– Кака тут любовь? Когда вон, воздуху мне не хватат. Надышаться не могу… А в груди прям жгёт! Прям жгёт, как будто жар вон с печи сглотнула!..

– Что такое? Что это вы на меня так смотрите?

– Людк, а Людк! Глянь, че делается. Это ведь она.

– Ах ты, сучка ты крашена!
– Почему же крашена? Это мой натуральный цвет!

– Ах ты, сучка ты крашена! – Почему же крашена? Это мой натуральный цвет! Девушки, уймите вашу мать!

– Девушки, уймите вашу мать! Тихо. Тихо. Зараза! “Людк, а Людк!” Тьфу! Деревня!

– Узнаю, кто из вас с отцом видится — прокляну.

– Соль — это белый яд.
– Так сахар же белый яд!
– Сахар это сладкий яд.
– Раиса Захаровна, может, с хлебушком, а?
– Хлебушек — это вообще отрава!
– Нет, я бы сейчас горбушечкой отравился бы! Ну правда, жрать охота!
– Не «жрать», а «есть»!
– Чо?
– Да не «чо», а «что»!

– Элегию.
– Массне?

– Почему люди такие жестокие?

– Вон носки, рубахи стирать не умею.
– Но, но ты уже научился!
– Матерюсь.
– А мне нравится, это пикантно. Я привыкла. Хочешь, ЁШКИН КОТ, я тоже буду?

– Ты идешь к этой горгоне?
– Не, я к жене.

– Соль – это белый яд. – Так сахар же белый яд! – Сахар – это сладкий яд. Да кака судьба? По пьянке закрутилось – и не выберешься.

– Отпустите меня, Раиса Захаровна.
– Не убивайте меня, Василий. Я знаю, мы с вами из разных социальных пластов. Но ведь нас судьба свела.
– Да кака судьба? По пьянке закрутилось – и не выберешься.

– Ты перекинь думки-то свои, на хозяйство-то.

– Куда он все хотел-то, ты говоришь?
– О господи. Ну в бар, в бар!
– Где ж я ему возьму-то, этот бар?..
– Вот побарствует маленько и притопает.

– Мамка твоя плохая тута — дома, а папка твой хороший — вона, другу мамку себе заимел!

– А как в городе-то хвост-то тебе прижало, куда ж ты, мила моя, прибежала?! К маме!

– Однако, потоп сейчас будет.
– А ты из меня сколько крови выпил? Я ж спокойные дни-то на пальцах могу сосчитать!

– Чтой-то вы все взъерепенились, я погляжу.

– А ты из меня сколько крови выпил? Я ж спокойные дни-то на пальцах могу сосчитать!Чтой-то вы все взъерепенились, я погляжу.

– Это откудова это к нам такого красивого дяденьку замело? Иль чё забыл, сказать пришёл? Ой, гляньте-ка, в глаза не смотрит — наверно, двойку получил!

– Полюбовница на спички денег не даёт.

– Что характерно, Лёнька не одобрил твой поступок.

– Когда Ленька-то топор-то подхватил, я манёхо не родила.

– Не пойду!
– Ну и сиди. Тока знай: я с сегодняшнего дня с тобой тоже в контрах!

– Помру — Ваську на поминки позову, а тебя, охламонку, не пушщу!

– Полюбовница на спички денег не даёт.Не пойду! – Ну и сиди. Тока знай: я с сегодняшнего дня с тобой тоже в контрах!

– Ишь ты, орган движения они лечили, орган движения! Поотрубать бы вам к чёртовой матери эти органы-то!
– С базара вон, в магаззин домой иду, вся трясуся.
– Васенька, ты че, прям сейчас, что ль? Увидят…

– По столовкам ходить не много радости.

– Все, хватит, запартизанились мы тут с тобой. Надо выходить из этого, как его, подполья-то.

– Ишь ты, орган движения они лечили, орган движения! Поотрубать бы вам к чёртовой матери эти органы-то!Васенька… Наденька… Васенька, ты че, прям сейчас, что ль? Увидят…

– Говорила: Оденься! Оденься! — Потеплело! Потеплело!

– А какие войска, сынок?
– На границу.
– Ой!!!
– Щас там тихо.

– Ну скажи ты ей!
– А че сказать-то, сынок?
– Чтоб не ревела…
– Надюх! Не реви!

– Вот, сынок, когда я служил, старшина веревочку натянет, как задницей задел — так наряд вне очереди.
– А когда я служил, у нас проволочку колючую натягивали. Немцы. А к ней мины… Наряд вне очереди.

– Слышь, сынок, ты там смотри, чтоб ни одна холера-то на нашу землю…
– Брось, брось, Василий, никто на нас не кинется. Не паникуй.

– Сань, может мы тоже пойдём с тобой — состругаем себе снегурочку, во жизнь-то…