Фото ленина после инсульта
 Íüþ-Éîðêå ñåðåäèíû XX âåêà áûòîâàëà òàêàÿ áàéêà: ÿêîáû â 1950-ì ãîäó òîëïà àíòèêîììóíèñòè÷åñêè íàñòðîåííûõ ãðàæäàí óñòðîèëà øåñòâèå ïî Ïÿòîé àâåíþ, íî âñêîðå ê íèì ïðèñîåäèíèëàñü ãðóïïà åùå áîëåå ðàçúÿðåííûõ áàðìåíîâ.
Îíè òðåáîâàëè óáðàòü ñ ïîëîê «êîììóíèñòè÷åñêîå ïîéëî» âîäêó Smirnoff, à çàîäíî çàïðåòèòü ìîäíåéøèé êîêòåéëü «Ìîñêîâñêèé ìóë». Ðàçóìååòñÿ, ïîñëå ýòîãî òîëïû àìåðèêàíöåâ ðèíóëèñü â áàðû ïðîáîâàòü ýòîò ñàìûé êîêòåéëü.
Òàê âîäêà â îäíî÷àñüå ñòàëà êðåïêèì áóõëîì íîìåð îäèí â ÑØÀ.
Ê ñîæàëåíèþ, âñå ýòî íå áîëåå ÷åì ëîâêî ñîñòðÿïàííàÿ óòêà, êîòîðóþ ðàñïóñòèëè ïðîèçâîäèòåëè âîäêè Smirnoff. Òî÷íåå, ëè÷íî Äæîí Ìàðòèí, èìïåðàòîð âîäî÷íîé èìïåðèè, õèòðûé äåëåö è ãëàâíûé ãåðîé ýòîé èñòîðèè.
Íî áàéêà ýòà âîçíèêëà íå íà ïóñòîì ìåñòå. Îíà, â îáùåì-òî, îòðàæàåò äåéñòâèòåëüíîñòü
Äî 1940-õ àìåðèêàíöû ïîíÿòèÿ íå èìåëè íè î êàêîé «ðóññêîé âîäêå», äà è íå íóæäàëèñü â íåé. Ó íèõ áûëà ñâîÿ àíãëîñàêñîíñêàÿ òåìà, êîòîðàÿ ïîäõîäèëà êàê äëÿ êîêòåéëåé, òàê è äëÿ áåñïðîáóäíîãî ïüÿíñòâà äæèí.
Äæèí õëåñòàëè áóðæóà è ðàáîòÿãè, îí áûë åäèíñòâåííûì ïðîçðà÷íûì äèñòèëëÿòîì, êîòîðûé õîòåëà çíàòü Àìåðèêà: áåëûé ðîì, òåêèëà, âñå ýòî áûëî íàìíîãî ïîçæå. Äàæå ïîçæå âîäêè.
 1925 ãîäó ðàçîðèâøèéñÿ è îò÷àÿâøèéñÿ Ñìèðíîâ ïðîäàë ïðàâà íà ïðîèçâîäñòâî âîäêè àëêîãîëüíîìó âîðîòèëå ïî èìåíè Ðóäîëüô Êóííåò (íàñòîÿùàÿ ôàìèëèÿ Êóíåò÷èíñêèé).
Òîò áûë ñîâåðøåííî óâåðåí, ÷òî öàðèâøèé â Øòàòàõ Ñóõîé çàêîí êîí÷èòñÿ ñî äíÿ íà äåíü. Îí ðåøèë èãðàòü íà îïåðåæåíèå è âûêóïèòü íîâûé ïåðñïåêòèâíûé àëêîãîëü «íà âûðîñò». Âñåãî çà 54 òûñÿ÷è ôðàíêîâ (50 òûñÿ÷ äîëëàðîâ ïî ñîâðåìåííîìó êóðñó) îí ïðèîáðåë ïðàâà íà ïðîèçâîäñòâî âîäêè Smirnoff â ÑØÀ è Êàíàäå.
Ïðàâäà, èíòóèöèÿ îáìàíóëà Êóííåòà, Ñóõîé çàêîí ïðîñóùåñòâîâàë åùå äîëãèõ âîñåìü ëåò.
Ìîæíî ñêàçàòü, ýòî áûëà ïîòðÿñàþùå íåóäà÷íàÿ ñäåëêà.
Îäíàêî íà äðóãîì êîíöå Àòëàíòèêè åå, êîíå÷íî æå, çíàëè. Êðóïíåéøèì ïðîèçâîäèòåëåì â Ðîññèè, äà è Åâðîïå, áûëà òîðãîâî-ïðîìûøëåííàÿ èìïåðèÿ «Ñìèðíîâ» îôèöèàëüíûé ïîñòàâùèê âîäêè êî äâîðó Àëåêñàíäðà III. Îäíàêî ïîñëå ðåâîëþöèè ýòî âðÿä ëè ìîæíî áûëî ñ÷èòàòü õîðîøåé ðåêëàìîé. Âîäî÷íàÿ èìïåðèÿ ðóõíóëà âñëåä çà Ðîññèéñêîé, è îäèí èç îòïðûñêîâ äèíàñòèè, Âëàäèìèð Ñìèðíîâ, áåæàë âî Ôðàíöèþ.
Òàì îí ïîïûòàëñÿ íàëàäèòü ïðîèçâîäñòâî âîäêè, íî â ñòðàíå âèíà è êîíüÿêà çàòåÿ áûëà îáðå÷åíà íà ïðîâàë.
 1934 ãîäó Êóííåò, íàêîíåö, îòêðûë çàâîä ïî ïðîèçâîäñòâó âîäêè â ãîðîäå Áåòåë, øòàò Êîííåêòèêóò. Íî àìåðèêàíöû, ñîñêó÷èâøèåñÿ ïî ñâîåìó íàðîäíîìó àëêîãîëþ, ïëåâàòü õîòåëè íà ýêçîòèêó.
Îíè çàëèâàëèñü ïèâîì è âèñêè, êîìïåíñèðóÿ âñå ýòè íåñ÷àñòíûå 14 ëåò çàïðåòà. Êóííåòó êîå-êàê óäàëîñü ïðîäàòü 1200 ÿùèêîâ, äà è òå ðàñêóïàëè èñêëþ÷èòåëüíî íîñòàëüãèðóþùèå ðóññêèå, ïîëüñêèå è åâðåéñêèå èììèãðàíòû.
 1938-ì Êóííåò ïîâòîðèë ñóäüáó Âëàäèìèðà Ñìèðíîâà, îêîí÷àòåëüíî ðàçîðèëñÿ è ïîïûòàëñÿ ïðîäàòü ïðàâà íà âîäêó êîìïàíèè Heublein & Bros çà 50 òûñÿ÷ äîëëàðîâ. Åå õîçÿèí, Äæîí Ìàðòèí (à âîò è íàø ãåðîé), òàêèìè ñóììàìè íå îáëàäàë. Âìåñòî ýòîãî îí ïðåäëîæèë 14 òûñÿ÷ è 5% ñ ïðîäàæ êàæäîé áóòûëêè; òàêæå Êóííåò ñòàíîâèëñÿ ãëàâîé «âîäî÷íîãî» ïîäðàçäåëåíèÿ êîìïàíèè. Òîò ïîñ÷èòàë ïðåäëîæåíèå ãðàáèòåëüñêèì, íî ñîãëàñèëñÿ âûáîðà ó íåãî íå áûëî. Heublein & Bros ïåðåæèëà Ñóõîé çàêîí, çäîðîâî íàâàðèâøèñü íà ïîïóëÿðíîì áàðáåêþ-ñîóñå A1, íî äàæå äëÿ íåå ýòî áûëà ðèñêîâàííàÿ ñäåëêà.
Êàêàÿ-òî vodka, êàêîé-òî Smirnoff. Çåðíîâîé ðåêòèôèêàò, ïðîïóùåííûé ÷åðåç óãîëüíûé ôèëüòð è ðàçáàâëåííûé âîäîé ïî çàâåòàì õèìèêà ïî èìåíè Mendeleev. Âñå ýòî áûëî óæàñàþùå ÷óæäî àìåðèêàíñêèì ïîòðåáèòåëÿì òåõ ëåò. Òî, ÷òî ó âîäêè íå áûëî àðîìàòà, êàê ó âèñêè èëè äæèíà, ââîäèëî äåãóñòàòîðîâ â ñòóïîð.
Ìíîãèì êàçàëîñü, ÷òî îíè ïüþò êàêîé-òî àíòèñåïòèê, à óæ òàêîãî äîáðà â Ñóõîé çàêîí àìåðèêàíöû íàïèëèñü è áåç âñÿêîé âîäêè. Åäèíñòâåííûì êîçûðåì Äæîíà Ìàðòèíà áûëà äåøåâèçíà ïðîèçâîäñòâà, íî îäíîãî ýòîãî ÿâíî íå õâàòàëî. Êîìïàíèÿ åäâà íå çàáðîñèëà óáûòî÷íîå ïðîèçâîäñòâî.
Ïåðâûé ïî÷òîâûé ãîëóáü ñ áëàãîé âåñòüþ ïðèëåòåë èç ñòîëèöû Þæíîé Êàðîëèíû, ãîðîäà Êîëóìáèÿ. Ìåñòíûé äèñòðèáüþòîð çàêàçàë ó êîìïàíèè 10 ÿùèêîâ âîäêè íà ïðîáó. Ïîòîì 50, ïîòîì 500.
Êòî-òî, çà÷åì-òî è êàê-òî ìàññîâî ïèë âîäêó è íå ñîáèðàëñÿ îñòàíàâëèâàòüñÿ. Äæîí Ìàðòèí ëè÷íî îòïðàâèëñÿ â Êîëóìáèþ, ÷òîáû âûÿñíèòü, êàêîãî ÷åðòà òàì ïðîèñõîäèò.
Îáíàðóæèëîñü íåîæèäàííîå: ïîñòàâùèê, òî åñòü åãî êîìïàíèÿ Heublein & Bros, ïî îøèáêå çàâèíòèë âîäî÷íûå áóòûëêè ïðîáêàìè ñ íàäïèñüþ «âèñêè». Äèñòðèáüþòîð îáåðíóë ýòó îøèáêó ñåáå íà ïîëüçó, íàêëåèâ ýòèêåòêè ñ íàäïèñüþ «Áåëûé âèñêè Smirnoff áåç çàïàõà è âêóñà!». È ëþäÿì ïîíðàâèëàñü ýòà èäåÿ. Îíè íà÷àëè äîáàâëÿòü «áåçâêóñíûé âèñêè» â ìîëîêî, ñîêè è êîêòåéëè âìåñòî äæèíà. Ýòî áûëî íà÷àëî âîäî÷íîãî áóìà â Ñåâåðíîé Àìåðèêå.
Èç Þæíîé Êàðîëèíû Ìàðòèí ïðèåõàë îêðûëåííûì. Îí òóò æå îðãàíèçîâàë ðåêëàìíóþ êàìïàíèþ Smirnoff Leaves You Breathless. Îòëè÷íàÿ, ê ñëîâó, èãðà ñëîâ, åå ìîæíî ïåðåâåñòè è êàê «Smirnoff îñòàâèò âàñ áåçäûõàííûì», è êàê «Îò Smirnoff ó âàñ íå áóäåò ïåðåãàðà». Âîäêó ïðîäâèãàëè êàê êðåïêèé àëêîãîëü, êîòîðûé îñòàâèò äûõàíèå ñâåæèì è íå ïåðåáüåò âêóñ êîêòåéëåé. Ìû-òî ñ âàìè ïîíèìàåì, ÷òî îò âîäêè åñòü ïåðåãàð, è åùå êàêîé.
Íî äëÿ àìåðèêàíöåâ òåõ ëåò çàÿâëåíèå î åãî îòñóòñòâèè åùå èìåëî ñìûñë. «Âûõëîï» îò íåå ïîêà íå áûë çíàêîì øèðîêîé àóäèòîðèè, òàê ÷òî ïî ïåðâîñòè åãî è âïðàâäó óäàâàëîñü çàìàñêèðîâàòü. Ìàëî ëè, ïðîëèë ÷åëîâåê àíòèñåïòèê.
Ýòî æå ñâîéñòâî ñäåëàëî âîäêó ïîïóëÿðíîé â Ãîëëèâóäå. Ïüÿíñòâî íà êèíîîëèìïå â òå ãîäû áûëî ñêîðåå íîðìîé, ÷åì èñêëþ÷åíèåì, òàê ÷òî ìíîãèå àêòåðû, ïîäïèñûâàÿ êîíòðàêò ñ êèíîñòóäèåé, îáÿçûâàëèñü íå ïèòü íà ðàáî÷åì ìåñòå.
Íî ðàçâå êîãî-òî ýòî îñòàíàâëèâàëî? Íîâûé íàïèòîê ñòàë ñïàñåíèåì äëÿ ìíîãèõ àêòåðîâ, êîòîðûå ïðåäïî÷èòàëè âûõîäèòü íà ñúåìî÷íóþ ïëîùàäêó, ïðèíÿâ äëÿ áëåñêà â ãëàçàõ.
Âîäêà â Ãîëëèâóäå 40-õ áûëà ÷åì-òî âðîäå êîêàèíà â íà÷àëå 70-õ áîãåìíîé òåìîé äëÿ ñâîèõ. Ïîêàçàòåëüíûé ôàêò: íà îãðîìíîé âå÷åðèíêå, êîòîðóþ óñòðîèëà ñóïåðçâåçäà Äæîàí Êðîóôîðä â 1947-ì ãîäó, ïðèíöèïèàëüíî íå ïîäàâàëè íè÷åãî, êðîìå âîäêè è øàìïàíñêîãî
Ãëàâíûì ëîêîìîòèâîì, çàòàùèâøèì âîäêó â àìåðèêàíñêóþ ïîâñåäíåâíîñòü, ñòàë êîêòåéëü «Ìîñêîâñêèé ìóë». Åãî ñîçäàëè â 1940-ì òå ñàìûå àìåðèêàíñêèå âîäî÷íûå ïèîíåðû Ìàðòèí è Êóííåò, êîãäà ïûòàëèñü ïîíÿòü, ÷òî âîîáùå ìîæíî ïðèäóìàòü ñ èõ íîâûì ïðîäóêòîì. Êðîìå âîäêè ó èõ êîìïàíèè ñêîïèëèñü öåëûå ñêëàäû íåðåàëèçîâàííîãî èìáèðíîãî ïèâà, è íóæíî áûëî îäíèì âûñòðåëîì óáèòü ýòèõ äâóõ çàéöåâ.
Ñèäÿ â ðåñòîðàíå Cockn Bull íà Ìàíõýòòåíå, ìàãíàòû ýêñïåðèìåíòèðîâàëè ñ íàïèòêàìè è ïðèøëè ê âûâîäó, ÷òî ëó÷øèé âàðèàíò ñàìûé ïðîñòîé: ñìåøàòü âîäêó, èìáèðíîå ïèâî è ñîê ëàéìà.
Íåìíîãî ïîçæå ê ìîçãîâîìó øòóðìó ïðèñîåäèíèëàñü ïîäðóãà Ìàðòèíà, Îçåëèí Øìèäò. Îíà áûëà íàñëåäíèöåé ôàáðèêè ìåäíûõ èçäåëèé, è äåëà ó íåå òîæå øëè íå î÷åíü. Èõ îáùåå ðåøåíèå áûëî ãåíèàëüíûì â ñâîåé ïðîñòîòå: â ñâîåé ôèíàëüíîé âåðñèè íîâûé êîêòåéëü äîëæåí áûë ïîäàâàòüñÿ â ìåäíûõ êðóæêàõ. Îò ñîçäàíèÿ «Ìîñêîâñêîãî ìóëà» âûèãðûâàëè âñå.
Äëÿ ïðîäâèæåíèÿ íîâîãî êîêòåéëÿ Äæîí Ìàðòèí ëè÷íî õîäèë ïî ïðåñòèæíûì áàðàì Íüþ-Éîðêà ñ «Ïîëàðîèäîì» è äàâàë áàðìåíàì ïîïðîáîâàòü «Ìîñêîâñêîãî ìóëà». Îíè, êàê ïðàâèëî, áûëè íàñòðîåíû íàñòîðîæåííî è íå ñïåøèëè íàõâàëèâàòü íîâîå ïîéëî. Íî Ìàðòèíó ýòî è íå áûëî íóæíî: îí ôîòîãðàôèðîâàë áàðìåíîâ, ïüþùèõ êîêòåéëü, çàòåì øåë â äðóãîå çàâåäåíèå è êàê áû âñêîëüçü ïîêàçûâàë áàðìåíàì ôîòî èõ êîëëåã. «À âû ÷òî, íå çíàåòå?  Cockn Bull óæå âîâñþ ïüþò «Ìîñêîâñêîãî ìóëà», ñïðîñ ôåíîìåíàëüíûé!». Ýòî ñðàáîòàëî, ïðîôåññèîíàëüíàÿ çàâèñòü è æàæäà ÷óæèõ ñåêðåòîâ çàñòàâèëà áàðìåíîâ, äàæå òåõ, êîìó êîêòåéëü íå ïðèøåëñÿ ïî âêóñó, îáðàòèòü íà íåãî âíèìàíèå. Ñòîèëî «Ìóëó» çàõâàòèòü Íüþ-Éîðê, è âñêîðå åãî ïèëà óæå âñå ñòðàíà.
99.5% âñåé âîäêè â Øòàòàõ äåëàëàñü ïîä ìàðêîé Smirnoff. À òàê êàê âî âðåìÿ Âòîðîé ìèðîâîé êîìïàíèÿ ïåðåñòàëà ïðîèçâîäèòü àëêîãîëü, âîäêà ñòàëà äåôèöèòîì. Ñ îêîí÷àíèåì âîéíû îíà ñíîâà ïîÿâèëàñü íà ïðèëàâêàõ, íî åå æäàëè íîâûå âûçîâû.
 ýïîõó Õîëîäíîé âîéíû, ìàêêàðòèçìà è «îõîòû íà âåäüì» âñå ðóññêîå ñòàëî àññîöèèðîâàòüñÿ ñ «êðàñíîé óãðîçîé», è âîäêà íå ñòàëà èñêëþ÷åíèåì. Àíòèïåðåãàðíàÿ ðåêëàìíàÿ êàìïàíèÿ óñòàðåëà, «Ìîñêîâñêèé ìóë» ïåðåñòàë òàùèòü, òàê ÷òî Äæîíó Ìàðòèíó ïðèøëîñü ïðèäóìûâàòü íîâûé ñïîñîá ðåàëèçîâàòü åå â ïîñëåâîåííóþ ïîðó.Ìàðòèí ñäåëàë ñòàâêó íà òî, ÷òî åãî âîäêà íå êîììóíèñòè÷åñêàÿ, à íàîáîðîò, àíòèêîììóíèñòè÷åñêàÿ. Smirnoff íà÷àëà ïðåïîäíîñèòüñÿ êàê íàñëåäèå òåõ «ñòàðûõ äîáðûõ âðåìåí», êîòîðûå óíè÷òîæèëà ðåâîëþöèÿ.
 ðåêëàìå âîäêè ñíèìàëèñü ñïëîøü õîëåíûå áðèòàíñêèå è àìåðèêàíñêèå çíàìåíèòîñòè, íî áîëüøå âñåãî äëÿ ïðîäâèæåíèÿ Smirnoff ñäåëàë Äæåéìñ Áîíä. Åãî îáðàç íåïðèìèðèìîãî âðàãà Ñîâåòñêîãî ñîþçà è àêöåíò íà êîêòåéëå «Âîäêà ìàðòèíè» ïîìîãëè ñîçäàòü Smirnoff íîâûé èìèäæ. Òåïåðü ýòî áûë ãëîáàëèñòñêèé íàïèòîê, è äàæå ñàìîìó ðüÿíîìó àìåðèêàíñêîìó ïàòðèîòó íå î ÷åì áûëî áåñïîêîèòüñÿ.
1970-å ñòàëè âðåìåíåì òðèóìôà âîäêè â ÑØÀ. Çà îäèí òîëüêî 1975 ãîä â Øòàòàõ áûëî ïðîäàíî 303 ìèëëèîíà ëèòðîâ. Â 80-å åå ïîïóëÿðíîñòü áóäåò ðàñòè åùå áîëüøå, âî ìíîãîì áëàãîäàðÿ ðåêëàìå Absolut îò Ýíäè Óîðõîëà è íîâîìó ïîâåòðèþ âîäêå ñ ýíåðãåòèêàìè. Âîäêà äî ñèõ ïîð ñàìûé ïðîäàâàåìûé êðåïêèé ñïèðòíîé íàïèòîê â ÑØÀ.
À âåäü ýòî ðåçóëüòàò ÷åðåäû ñëó÷àéíîñòåé è ïàðû êðåàòèâíûõ èäåé Äæîíà Ìàðòèíà.
«Âñå ýòî áûëî óäà÷åé, èëè ïðåä÷óâñòâèåì, íàçûâàéòå êàê õîòèòå. Ìû ïîëíîñòüþ îáÿçàíû âñåì óäà÷å, à íå êàêîìó-íèáóäü âåëèêîìó ãåíèþ», ñ÷èòàë îí ñàì.
Источник
После кончины Ленина 21 января 1924 года на траурном заседании Второго съезда Советов было принято решение соорудить Мавзолей у Кремлёвской стены. К 27 января, дню похорон вождя, временный деревянный мавзолей по проекту Щусева был возведен.
Первый звоночек о недуге, который в 23-м превратил Ильича в немощного и слабоумного человека, а вскоре свёл в могилу, прозвенел в 1921 году. Страна преодолевала последствия гражданской войны, руководство металось от военного коммунизма к новой экономической политике (НЭП). А руководитель советского правительства Ленин, каждое слово которого жадно ловила страна, начал жаловаться на головные боли и быструю утомляемость. Позже к этому добавляются онемение конечностей, вплоть до полного паралича, необъяснимые приступы нервного возбуждения, во время которых Ильич машет руками и несёт какую-то чепуху… Доходит до того, что с окружающими Ильич «общается» с помощью всего трёх слов: «вот-вот», «революция» и «конференция».
Врачей Ленину выписывают аж из Германии. Но ни «гастарбайтеры» от медицины, ни отечественные светила науки никак не могут поставить ему диагноз .Илья Збарский, сын и ассистент биохимика Бориса Збарского, который бальзамировал тело Ленина и долгое время возглавлял лабораторию при Мавзолее, будучи знаком с историей болезни вождя, так описывал ситуацию в книге «Объект № 1»: «К концу года (1922-го. – Ред.) состояние его заметно ухудшается, он вместо членораздельной речи издаёт какие-то неясные звуки. После некоторого облегчения в феврале 1923 г. наступает полный паралич правой руки и ноги… Взгляд, прежде проницательный, становится невыразительным и отупевшим. Приглашённые за большие деньги немецкие врачи Фёрстер, лемперер, онне, Минковский и русские профессора Осипов, Кожевников, Крамер снова в полной растерянности».
Весной 1923 года Ленина перевозят в Горки – фактически умирать. «На фотографии, сделанной сестрой Ленина (за полгода до смерти. – Ред.), мы видим похудевшего человека с диким лицом и безумными глазами, – продолжает И. Збарский. – Он не может говорить, ночью и днём его мучают кошмары, временами он кричит… На фоне некоторого облегчения 21 января 1924 года Ленин чувствует общее недомогание, вялость… Осмотревшие его после обеда профессора Фёрстер и Осипов не обнаруживают никаких тревожных симптомов. Однако около 6 часов вечера состояние больного резко ухудшается, появляются судороги… пульс 120-130. Около половины седьмого температура поднимается до 42,5°С. В 18 часов 50 минут… врачи констатируют смерть».
Широкие народные массы близко к сердцу приняли кончину вождя мирового пролетариата. Ещё утром 21 января Ильич сам оторвал страничку перекидного календаря. Причём видно, что сделал это именно левой рукой: правая у него была парализована. На снимке: Феликс Дзержинский и Климент Ворошилов у гроба Ленина
Что же случилось с одной из самых неординарных фигур своего времени? В качестве возможных диагнозов врачи обсуждали эпилепсию, болезнь Альцгеймера, рассеянный склероз и даже отравление свинцом от пули, выпущенной Фанни Каплан в 1918 г. Одна из двух пуль – её извлекли из тела лишь после смерти Ленина – отколола часть лопатки, задела лёгкое, прошла в непосредственной близости от жизненно важных артерий. Это якобы тоже могло вызвать преждевременный склероз сонной артерии, масштаб которого стал ясен лишь во время вскрытия. Выдержки из протоколов в своей книге приводил академик РАМН Юрий Лопухин: склеротические изменения в левой внутренней сонной артерии Ленина в её внутричерепной части были такими, что по ней просто не могла течь кровь – артерия превратилась в сплошной плотный белесоватый тяж.
Однако симптомы болезни были мало похожи на обычный склероз сосудов. Более того, при жизни Ленина болезнь более всего напоминала прогрессивный паралич из-за поражения головного мозга вследствие поздних осложнений сифилиса. Илья Збарский обращает внимание, что этот диагноз тогда точно имели в виду: часть врачей, приглашённых к Ленину, специализировалась как раз на сифилисе, да и препараты, которые прописывали вождю, составляли курс лечения именно от этой болезни по методам того времени. В данную версию, впрочем, не укладываются некоторые факты. За две недели до смерти, 7 января 1924 г., по инициативе Ленина его жена и сестра устроили для детей из окрестных деревень ёлку. Сам Ильич вроде бы чувствовал себя настолько хорошо, что, сидя в кресле-каталке, некоторое время даже принимал участие в общем веселье в зимнем саду бывшей барской усадьбы. В последний день своей жизни он левой рукой оторвал листок перекидного календаря. По итогам вскрытия работавшие с Лениным профессора сделали даже специальное заявление насчёт отсутствия каких-либо признаков сифилиса. Юрий Лопухин, правда, по этому поводу ссылается на виденную им записку тогдашнего наркома здравоохранения Николая Семашко патологоанатому, будущему академику Алексею Абрикосову – с просьбой «обратить особое внимание на необходимость веских морфологических доказательств отсутствия у Ленина люэтических (сифилитических) поражений ради сохранения светлого образа вождя». Это чтобы обоснованно развеять ходившие слухи или, наоборот, что-то скрыть? «Светлый образ вождя» и сегодня остаётся чувствительной темой. Но, кстати, поставить точку в спорах насчёт диагноза – из научного интереса – никогда не поздно: ткани мозга Ленина хранятся в бывшем Институте мозга.
Тем временем ещё при живом Ильиче его соратники начали подковёрную борьбу за власть. К слову, есть версия, зачем 18-19 октября 1923 года больной и частично обездвиженный Ленин единственный раз выбрался из Горок в Москву. Формально – на сельскохозяйственную выставку. Но зачем на целый день заезжал в кремлёвскую квартиру? Публицист Н. Валентинов-Вольский, эмигрировавший в США, писал: Ленин в своих личных бумагах искал компрометировавшие Сталина документы. Но бумаги, видимо, кто-то уже «проредил».
Ещё при живом вожде члены Политбюро осенью 23-го года начали живо обсуждать и его похороны. Понятно, что церемония должна быть величественной, но что делать с телом – кремировать по пролетарской антицерковной моде или по последнему слову науки забальзамировать? «Мы… вместо икон повесили вождей и постараемся для Пахома (простого деревенского мужика. – Ред.) и «низов» открыть мощи Ильича под коммунистическим соусом», – писал в одном из частных писем идеолог партии Николай Бухарин. Впрочем, поначалу речь шла лишь о процедуре прощания. Поэтому проводивший вскрытие тела Ленина Абрикосов 22 января провёл и бальзамирование – но обычное, временное. «…Вскрывая тело, ввёл в аорту раствор, состоявший из 30 частей формалина, 20 частей спирта, 20 частей глицерина, 10 – хлористого цинка и 100 – воды», – поясняет И. Збарский в книге.
Источник
После кончины Ленина 21 января 1924 года на траурном заседании Второго съезда Советов было принято решение соорудить Мавзолей у Кремлёвской стены. К 27 января, дню похорон вождя, временный деревянный мавзолей по проекту Щусева был возведен.
***
«Аргументы и факты» продолжают рассказ о последнем годе жизни, болезни и «приключениях» тела вождя мирового пролетариата (начало – в № 3 «АиФ»).
Первый звоночек о недуге, который в 23-м превратил Ильича в немощного и слабоумного человека, а вскоре свёл в могилу, прозвенел в 1921 году. Страна преодолевала последствия гражданской войны, руководство металось от военного коммунизма к новой экономической политике (НЭП). А руководитель советского правительства Ленин, каждое слово которого жадно ловила страна, начал жаловаться на головные боли и быструю утомляемость. Позже к этому добавляются онемение конечностей, вплоть до полного паралича, необъяснимые приступы нервного возбуждения, во время которых Ильич машет руками и несёт какую-то чепуху… Доходит до того, что с окружающими Ильич «общается» с помощью всего трёх слов: «вот-вот», «революция» и «конференция».
В 23-м году Политбюро уже обходилось без Ленина. Фото: Public Domain
«Издаёт какие-то неясные звуки»
Врачей Ленину выписывают аж из Германии. Но ни «гастарбайтеры» от медицины, ни отечественные светила науки никак не могут поставить ему диагноз. Илья Збарский, сын и ассистент биохимика Бориса Збарского, который бальзамировал тело Ленина и долгое время возглавлял лабораторию при Мавзолее, будучи знаком с историей болезни вождя, так описывал ситуацию в книге «Объект № 1»: «К концу года (1922-го. – Ред.) состояние его заметно ухудшается, он вместо членораздельной речи издаёт какие-то неясные звуки. После некоторого облегчения в феврале 1923 г. наступает полный паралич правой руки и ноги… Взгляд, прежде проницательный, становится невыразительным и отупевшим. Приглашённые за большие деньги немецкие врачи Фёрстер, Клемперер, Нонне, Минковский и русские профессора Осипов, Кожевников, Крамер снова в полной растерянности».
Весной 1923 года Ленина перевозят в Горки – фактически умирать. «На фотографии, сделанной сестрой Ленина (за полгода до смерти. – Ред.), мы видим похудевшего человека с диким лицом и безумными глазами, – продолжает И. Збарский. – Он не может говорить, ночью и днём его мучают кошмары, временами он кричит… На фоне некоторого облегчения 21 января 1924 года Ленин чувствует общее недомогание, вялость… Осмотревшие его после обеда профессора Фёрстер и Осипов не обнаруживают никаких тревожных симптомов. Однако около 6 часов вечера состояние больного резко ухудшается, появляются судороги… пульс 120-130. Около половины седьмого температура поднимается до 42,5°С. В 18 часов 50 минут… врачи констатируют смерть».
Широкие народные массы близко к сердцу приняли кончину вождя мирового пролетариата. Ещё утром 21 января Ильич сам оторвал страничку перекидного календаря. Причём видно, что сделал это именно левой рукой: правая у него была парализована. На снимке: Феликс Дзержинский и Климент Ворошилов у гроба Ленина. Источник: РИА Новости
Что же случилось с одной из самых неординарных фигур своего времени? В качестве возможных диагнозов врачи обсуждали эпилепсию, болезнь Альцгеймера, рассеянный склероз и даже отравление свинцом от пули, выпущенной Фанни Каплан в 1918 г. Одна из двух пуль – её извлекли из тела лишь после смерти Ленина – отколола часть лопатки, задела лёгкое, прошла в непосредственной близости от жизненно важных артерий. Это якобы тоже могло вызвать преждевременный склероз сонной артерии, масштаб которого стал ясен лишь во время вскрытия. Выдержки из протоколов в своей книге приводил академик РАМН Юрий Лопухин: склеротические изменения в левой внутренней сонной артерии Ленина в её внутричерепной части были такими, что по ней просто не могла течь кровь – артерия превратилась в сплошной плотный белесоватый тяж.
Следы бурной молодости?
Однако симптомы болезни были мало похожи на обычный склероз сосудов. Более того, при жизни Ленина болезнь более всего напоминала прогрессивный паралич из-за поражения головного мозга вследствие поздних осложнений сифилиса. Илья Збарский обращает внимание, что этот диагноз тогда точно имели в виду: часть врачей, приглашённых к Ленину, специализировалась как раз на сифилисе, да и препараты, которые прописывали вождю, составляли курс лечения именно от этой болезни по методам того времени. В данную версию, впрочем, не укладываются некоторые факты. За две недели до смерти, 7 января 1924 г., по инициативе Ленина его жена и сестра устроили для детей из окрестных деревень ёлку. Сам Ильич вроде бы чувствовал себя настолько хорошо, что, сидя в кресле-каталке, некоторое время даже принимал участие в общем веселье в зимнем саду бывшей барской усадьбы. В последний день своей жизни он левой рукой оторвал листок перекидного календаря. По итогам вскрытия работавшие с Лениным профессора сделали даже специальное заявление насчёт отсутствия каких-либо признаков сифилиса. Юрий Лопухин, правда, по этому поводу ссылается на виденную им записку тогдашнего наркома здравоохранения Николая Семашко патологоанатому, будущему академику Алексею Абрикосову – с просьбой «обратить особое внимание на необходимость веских морфологических доказательств отсутствия у Ленина люэтических (сифилитических) поражений ради сохранения светлого образа вождя». Это чтобы обоснованно развеять ходившие слухи или, наоборот, что-то скрыть? «Светлый образ вождя» и сегодня остаётся чувствительной темой. Но, кстати, поставить точку в спорах насчёт диагноза – из научного интереса – никогда не поздно: ткани мозга Ленина хранятся в бывшем Институте мозга.
Наскоро, за 3 дня, сколоченный Мавзолей-1 был всего около трёх метров в высоту. Фото: РИА Новости
«Мощи под коммунистическим соусом»
Тем временем ещё при живом Ильиче его соратники начали подковёрную борьбу за власть. К слову, есть версия, зачем 18-19 октября 1923 года больной и частично обездвиженный Ленин единственный раз выбрался из Горок в Москву. Формально – на сельскохозяйственную выставку. Но зачем на целый день заезжал в кремлёвскую квартиру? Публицист Н. Валентинов-Вольский, эмигрировавший в США, писал: Ленин в своих личных бумагах искал компрометировавшие Сталина документы. Но бумаги, видимо, кто-то уже «проредил».
Ещё при живом вожде члены Политбюро осенью 23-го года начали живо обсуждать и его похороны. Понятно, что церемония должна быть величественной, но что делать с телом – кремировать по пролетарской антицерковной моде или по последнему слову науки забальзамировать? «Мы… вместо икон повесили вождей и постараемся для Пахома (простого деревенского мужика. – Ред.) и «низов» открыть мощи Ильича под коммунистическим соусом», – писал в одном из частных писем идеолог партии Николай Бухарин. Впрочем, поначалу речь шла лишь о процедуре прощания. Поэтому проводивший вскрытие тела Ленина Абрикосов 22 января провёл и бальзамирование – но обычное, временное. «…Вскрывая тело, ввёл в аорту раствор, состоявший из 30 частей формалина, 20 частей спирта, 20 частей глицерина, 10 – хлористого цинка и 100 – воды», – поясняет И. Збарский в книге.
23 января гроб с телом Ленина при большом стечении народа, собравшегося, несмотря на лютый мороз, грузят в траурный состав (локомотив и вагон сейчас в музее при Павелецком вокзале) и везут в Москву, в Колонный зал Дома союзов. В это время у Кремлёвской стены на Красной площади для обустройства усыпальницы и фундамента первого Мавзолея динамитом крошат глубоко промёрзшую землю. В газетах того времени сообщалось, что за полтора месяца Мавзолей посетили около 100 тыс. человек, но у дверей по-прежнему выстраивается огромная очередь. А в Кремле начинают судорожно думать, что делать с телом, которое в начале марта начинает стремительно терять презентабельный вид…
За предоставленные материалы редакция благодарит ФСО России и доктора исторических наук Сергея Девятова.
О том, как бальзамировали вождя, строили и разрушали Мавзолей-2, эвакуировали тело из Москвы во время войны, – читайте в следующем номере «АиФ».
Источник